Я как раз думала о том, что в следующий раз тщательно нарисую себе губки дома, когда зеркальце вдруг вытащила женщина и принялась что-то разглядывать в своем глазу. Похоже, в него залетела соринка. Муж тут же принял деятельное участие в деле извлечения инородного предмета, а именно: поддерживал зеркальце, с беспокойством вглядывался в лицо супруги и изображал собой общую заинтересованность происходящим и даже тревогу. Мой муж в подобной ситуации буркнул бы что-то вроде: «А нефиг глаза мазать!» и принялся бы рассматривать… да вот хотя бы бабкино растение, выразительно трясущее ветвями, предоставив мне возможность самой справиться с мусором в очах.

Не успела я как следует расстроиться по сему поводу, как женщина отвела руку от лица и, ткнув зеркалом в бабку, выдохнула:

– Боже! Маринка!

Поскольку рядом с нами, кроме старушки с острыми коленками, не наблюдалось ни одной особи женского пола, я с недоумением посмотрела на супругов. Оба враз очень одинаково испугались, чем подтвердили мнение, что много лет прожившие вместе люди делаются в чем-то похожими друг на друга. Потом они совершили весьма странные действия. Мужчина поднял воротник своей куртки и даже попытался в ней как бы утонуть лицом, а женщина сняла с шеи скользкий шелковый шарфик цвета осенних листьев и не без труда повязала им голову, тщательно укрыв округлости щек. Обоим, вдруг одномоментно утратившим интерес друг к другу, явно хотелось сбежать, но, видимо, ринуться на выход по какой-то причине супруги не могли и чувствовали себя запертыми в маршрутке, как в мышеловке. Они и сидели напротив меня, словно две подопытные лабораторные мыши, которым вкололи парализующий препарат.

В этот момент «Газель» остановилась, и в нее вошла женщина. Она оглядела салон в поисках свободного места. Как я вам уже доложила, оно было только одно – рядом с бабулей и растением в синей кастрюльке. Женщине пришлось сесть прямо в этот терновый куст. Кое-как устроившись на не слишком удобном месте, пассажирка выглянула из-за ветвей и, небрежно осмотрев салон, остановила глаза на паре, сидящей напротив меня.

Несмотря на громкое урчание транспортного средства, глухие звуки, доносящиеся с улицы, хныканье малыша с переднего сиденья, в нашем микроотсеке все как бы онемело и окаменело. Бабулька с растением боялась пошевелиться, чтобы соседка, которой неудобно сидеть в кусте, не устроила сцену и не выкинула бы ее вместе с этим кустом из маршрутки. Я переводила взгляд с супругов на новую пассажирку, которой те явно опасались, и обратно. Мужчина и женщина, как уже было отмечено выше, застыли, по-прежнему изображая полную индифферентность друг к другу. Остальные наши попутчики полностью погрузились в себя, и происходящее их не интересовало. В общем, немая сцена. Гоголь отдыхает. В самом деле, что есть переживания какого-то почтмейстера, превратившегося в вопросительный знак, или Коробкина с его прищуренным глазом и едким намеком на городничего, или самого городничего с распростертыми руками и запрокинутой назад головой по сравнению с ужасом, изобразившимся на лицах супругов и только что вошедшей в маршрутку женщины, в полном безмолвии глядящих друг на друга? Именно в этот момент я поняла, что Николай Васильевич перестарался с позами: они слишком вычурны. Мои попутчики сделались бесформенными, аморфными, не способными вообще ни на какие позы. Я как-то разом все поняла про них. Супруги – вовсе не супруги, несмотря на одинаковые обручальные кольца! Да они и не одинаковые! Сейчас я совершенно явственно вижу на кольце мужчины два крохотных бриллиантика или, может быть, фианита. На кольце женщины, полускрытой ветками бабкиного растения, точно такие же блестючки. Я их очень хорошо могу рассмотреть, потому что правой рукой пассажирка схватилась за горло, будто ей стало трудно дышать. И эта женщина по имени Марина куда больше подходит мужчине, чем блондинка. Марина смугловата, черноволоса, и, как мне кажется, умна. Впрочем, блондинка, возможно, тоже не лыком шита. Откуда мне знать?

Да, наверное, и блондинка не дура, потому что не проронила ни единого звука. Все трое оказались хорошо воспитанными людьми, которые явно не хотели демонстрировать посторонним характер своих отношений. Они молчали, хотя я понимала, что каждый внутренне если и не кричит, то стонет. На лице Марины застыла гримаса болезненного удивления. Было совершенно очевидно, что от собственного мужа, который прилежно носит обручальное кольцо с бриллиантиками или фианитами, она такого предательства никак не ожидала. На лице блондинки явственно читалось выражение «Все пропало!» Нет не так. «ВСЕ ПРОПАЛО!!!»

Я осторожно перевела взгляд на неверного мужа. Его глаза, еще сильнее запавшие, были закрыты, щеки втянулись сильнее и, как у Дон Кихота, будто целовались изнутри друг с другом. Лицо изображало усталость крайней степени. В общем, этот персонаж моего будущего романа гораздо лучше смотрелся бы в гробу на кружевной подушечке и с руками, сложенными на груди, нежели в салоне общественного транспорта. Я поняла блондинку. У нее, похоже, действительно все пропало. То, что любовник гладил ее ручку и трогательно поддерживал зеркальце, не значит вообще ничего. Просто в тот момент ему так хотелось – и все! Но и Марине ничего хорошего наверняка не светит. Скорее всего, этот муравьиный Дон Кихот уйдет и от жены, и от любовницы в поисках лучшей доли. Господи! Да зачем мне писать про них роман?! Зачем переживать за этих людей, с которыми я совершенно не знакома?! Как хорошо было просто ехать в маршрутке в гипермаркет «Всё!» и смотреть в окно. Созерцать окружающее, так сказать, не напрягая мозговые извилины. Конечно, я несколько печалилась о собственной никчемной писательской судьбе, но думы эти привычные, а потому где-то даже сладкие. Теперь же я просто не знаю, куда девать глаза, потому что все поняла про своих попутчиков и, по совершенно непонятной причине, чувствую себя виноватой. Отвратительное, я вам скажу, состояние.

И в этом состоянии вины я ехала до самого гипермаркета. Остальные пассажиры наверняка направлялись туда же, иначе не забрались бы в эту маршрутку. Полно и других. Только вот непонятно, куда бабуся потащит свою кастрюлю. Впрочем, возле магазина, конечно же, есть и жилые дома.

Когда наше транспортное средство остановилось, первым со своего места поднялся Дон Кихот. Еще бы! Он же так устал и ехать, и мысленно объясняться с двумя женщинами попеременно. Ему, само собой, требовался отдых. Вслед за ним припустил юркий мужичонка, сидевший впереди Марины. Я с неудовольствием отметила, что на капюшоне его куртки точно такой же крашеный песец, как у меня. Один в один. Потом встала Марина. Понятно, ей хотелось быть впереди любовницы мужа хотя бы на выходе из маршрутки. За Мариной сорвалась с места несколько подзадержавшаяся на старте жена мужичка в крашеном песце. С ворчанием: «Вот никогда не подождет…» она вывалила в проход свое очень круглое тельце, запакованное в блестящую искусственную кожу цвета давленой вишни. Затем с самым понурым видом пошла к выходу блондинка, так и не снявшая с головы нелепо повязанный шарф осенних тонов. Тут наконец из своего угла выпросталась бабуся и, отчаянно руля кастрюлькой с разлапистым растением, смачно хлеставшим сиденья ветками, потрусила за блондинкой. Ну а уж следом отправилась и я.

– А что у вас за цветок? – зачем-то спросила я бабульку. Наверно, для того, чтобы отвлечься от мыслей о только что происшедшей на моих глазах семейной трагедии.