Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думал обмануть меня, демонское отродье… Человеком прикинулся, а от святого креста отворачиваешься?
В ответ я деланно рассмеялся, стараясь держать дистанцию от озверевшей фанатички:
— Эй, мадемуазель Мишель, не дури… Не боюсь я твоего креста ― не вампир же, тоже мне, нашла чем пугать… ― и добавил уже с любопытством, не спуская глаз с надувшейся от возмущения противницы, ― или у вас тут и кровопийцы водятся? Прикольно… У тебя там в сумке осинового кола случайно нет? Или, может, чеснок завалялся?
Она забавно фыркнула, совсем как Эллен, сдувая чёлку со лба, и внезапно стало грустно от того, что дома безответная школьная любовь, так похожая на эту замарашку, даже не смотрела в мою сторону… Но долго предаваться меланхолии не позволило весьма неожиданное предложение:
— Докажи, что не врёшь ― целуй…
Я растерялся, в ответ глупо промычав:
— Э… что, прямо так сразу? Мы же вроде только познакомились. Ну, если ты настаиваешь…
Мишель как-то странно на меня посмотрела, внезапно сильно покраснев, что стало заметно даже при тусклом свете факела ― пунцовые щёки горели огнём, а в глазах бушевала настоящая ярость. Я прямо замер в восхищении, так она была красива ― первый раз за столько лет заметил, что Эллен не единственная девчонка в мире…
— Ах ты… ― и она завернула такое, что я присвистнул, стараясь запомнить этот замечательный оборот, представляя, как вытянется лицо сражённого наповал Эдди…
Должен признать, ругаться в Средневековье умели, и совсем неплохо ― ну, подумаешь, ошибся человек, что ж сразу орать-то? Оказывается, мне было предложено всего-то приложиться к распятию, и, прикинув, что серебро по-любому убивает микробы, я тут же исправил ситуацию ― так горячо прижался губами к потемневшему кресту, вообразив, что это нежные губы гордячки, что она поперхнулась и замолчала. А я, вытерев рот рукавом футболки, усмехнулся:
— Ну что, довольна, теперь веришь?
Дочь местного кузнеца смотрела на меня, мягко выражаясь, с опаской, но кивнула, окинув взглядом, полным вполне обоснованного подозрения:
— А ты странный, Мик…
Я поднял бровь:
— Ну, знаешь, у тебя тоже видок не для королевского приёма… ― сказал и испугался, что она обидится. Но Мишель вдруг так светло улыбнулась, что я на мгновение забыл о той абсурдной ситуации, в которой сейчас находился. И тут в голову словно что-то стукнуло, наверное, это глупый мозг наконец проснулся ― разве возможно, чтобы у нас с ней была одна душа на двоих? Нереально… Значит, или она не моё прошлое воплощение, или… я влип во что-то очень нехорошее.
Он появился внезапно, довольно хлопая в ладоши ― противная улыбка растянула рот до ушей, глаза смеялись, нет ― они потешались надо мной. Тонкие губы не шевелились, но я отчётливо слышал ехидный голос мерзавца, заманившего доверчивого дурачка в ловушку. И не только я один ― дрожащая ладонь Мишель прильнула к моим пальцам, и в ответ они крепко её сжали, то ли пытаясь приободрить, то ли ища поддержки ― и сам не понял… Горячее дыхание спрятавшейся за моей спиной девушки обожгло затылок, странным образом придав сил устоять после услышанного:
— Браво, Мик! Кажется, я недооценил твои умственные способности, хотя теперь это уже не имеет никакого значения, маленький задиристый глупец…
Его коричневая монашеская ряса не касалась пола, капюшон был откинут на спину. Я с замиранием сердца смотрел, как чёртов гипнотизёр парил над полом, и невидимый ветер развевал полы его одежды, ероша начинавшие редеть тёмные волосы. Но когда прозрачная волна пробежала по лицу ухмыляющегося месье Штерна, меня немного отпустило:
— Спокойно, на самом деле его здесь нет, это всего лишь изображение, просто внушённая картинка. Решил запугать, дешёвый фокусник, на самом деле он там, в комнате и никому не может причинить вреда… ― как же хотелось верить в это, но испуганный шёпот Мишель у самого уха не добавлял храбрости:
— Мик, это привидение, да? Я слышала, при строительстве крепости погибло несколько монахов, их тела так и не нашли… Что же с нами будет?
Было страшно, и, не зная, что ответить, просто ещё раз пожал её ледяные пальчики. Я ненавидел себя за беспомощность, за то, что мой обычно болтливый язык сейчас не хотел ворочаться:
— Возьми себя в руки, идиот, ты же не трус, успокой малышку, не молчи, скажи хоть что-нибудь…
Но пока я пытался дать себе мысленного пинка, «доктор Эмильен» решил высказаться, прояснив ситуацию. И почему злодеев всегда так тянет похвастаться своим «гениальным замыслом»? Что б он сдох…
— Не стоит так нервничать, Мик, ничего уже не исправишь, смирись. Если бы у меня был другой выход, я не стал так поступать, наверное. Мне важно сохранить жизнь этой малышке, и не собираюсь объяснять тебе ― почему. Хотя судьбой ей предназначено погибнуть ― в этом месте сегодня, увы, обвалится свод, ты заменишь собой девочку, найдя конец под грудой очень тяжёлого камня. Уверен, история не заметит небольшой подмены…
Он улыбнулся, а я вдруг почему-то успокоился, шепнув Мишель:
— Не слушай его, он просто псих, вот и несёт всякий бред.
Эмильен погрозил мне пальцем:
— Не груби, Мик. Сам-то, наверное, от страха уже штаны обмочил ― все вы одинаковые… Мишель, деточка, ничего не бойся: сейчас ты быстро пойдёшь по этому тоннелю и три раза повернёшь налево. Ход выведет тебя прямо к убежищу, поспеши, не расстраивай родителей ― они уже итак потеряли двоих детей…
У меня от его слов заныло в груди ― не верилось, что этот паршивый «доктор» хочет кого-то спасти; кто знает, какую страшную участь он приготовил моей новой знакомой. Не отличавшаяся особой доверчивостью Мишель, видимо, тоже об этом подумала. Она прижалась ко мне, ища защиты, и сердце новоиспечённого рыцаря радостно ёкнуло, а руки тут же обняли её осиную талию. Голосок «прекрасной дамы» дрожал, но звучал на удивление твёрдо:
— Я знаю, кто ты, Чёрный монах, похищающий детей и продающий дьяволу невинные души! Лучше умереть вместе с Миком, чем слушать тебя, мерзкий приспешник… ― и в опасной близости от моего носа из сумки вынырнул знакомый крест.
Оставалось только грустно усмехаться про себя:
— Круто, всё-таки чуть не схлопотал этой штукой по уху… Опять она за старое ― и дались ей эти «приспешники», зациклилась девчонка…
Реакция подозрительного монаха на «грозную» отповедь была не такой снисходительной: он выругался, начав совсем неласково орать на бесстрашную Мишель, грозя «обоим идиотам» ― то есть нам ― скорой