— Все шутки шутишь, а я, между прочим, серьезно.

На это я уже ничего не отвечаю. Лирическое настроение у старика. Пусть, если ему в радость. Но вот в няньки себе не зову. Не нужно.

После завтрака взялся за колодец, как и планировал. Не зря водичка еле текла. Намыло песка, будь здоров.

И уже через пару часов работы вода шла под хорошим напором.

— Молодец боец, — все так же смолит папироску на крыльце.

— Рад стараться, — присаживаюсь рядом и отпиваю ледяной воды, что только что набрал в ковш.

— Пока ты тут гулял, я покопался в старых газетках. Ну как старых. Недельной давности. И нашел занимательную статейку, — я уже и боюсь чего он там напридумывал. — В общем вот, — вытаскивает потрепанный кусок газетенки сложенный вчетверо и передает мне.

“Анонимная психологическая помощь”. Это что еще за новости?

— Это тебе нужно? — усмехаюсь и перевожу взгляд с бумажки на Петровича.

— Тебе. Богдан. Тебе. К психологу ты не пойдешь, ясен пень. Но вот тут попробовать можно, — тушит бычок и смотрит на меня с какой-то притаившейся в глазах отеческой заботой.

— Игнат Петрович, что за ересь? Я, по-вашему, совсем потерянный?

— Не психуй. Попробуй просто. Тут же не нужно говорить кто ты и что ты. Поделиться тем, что тебя мучает. Я знал таких ребят, что не справились с этим. С войной, что жила в голове. С личным кладбищем. А у тебя… — махнул рукой. — Попробуй.

— Я не обещаю, Петрович. Но приму к сведению.

— Ну, вот и славно, — грустно улыбается и возвращается в дом.

Я еще недолго прокрутил в руках огрызок газеты и тоже пошел в дом. Помощь. Это мне-то нужна помощь?

Когда ты лишаешься элементарного, а в моем случае видеть, хорошо видеть, начинаешь ценить многое. Даже больше чем многое. А потеряв родителей, так и вовсе — все. За эти несколько месяцев наша жизнь изменилась кардинально. А точнее она скатилась практически на дно. Когда ты никому не нужен это случается гораздо быстрее. Мгновенно практически.

Стою, опершись на подоконник, и подставляю лицо утреннему солнышку.

— Привет, — в комнату входит брат. — Снова не спится? — подходит к подоконнику и опирается о него.

— А ты где с утра пораньше? — представляю, как он хмурится и безошибочно касаюсь его макушки, теребя отросшие волосы. — Стричь тебя пора, совсем оброс.

Яр как всегда дернулся в сторону, отстраняясь от моей руки.

— Не маленький, разберусь, — бубнит где то в стороне.

— Так ты меня не посвятишь в свои дела, взрослый? Где тебя носит каждое утро ни свет ни заря?

— Гулять ходил, — отмахнулся он в очередной раз и уселся на свою постель, это слышно по скрипу пружин старого матраса.

— Ты слишком часто отлучаешься рано утром, — поворачиваюсь в его сторону и замираю, прислушиваясь к его пыхтению. — И я очень за тебя переживаю, что ты можешь влезть туда, куда не стоит лезть.

— Тебе не о чем переживать, — снова отмахивается, несносный мальчишка.

— Включи мне компьютер, мне нужно узнать дадут ли мне сегодня смену.

— Брось ты уже эту работу. Не по душе она тебе. Ты же все через себя пропускаешь, — снова вскочил на ноги и приблизился ко мне. Мой заботливый мужчина. Еще такой маленький, а столько пришлось пережить.

— Это пока единственный шанс заработать. Узнать что происходит с моим зрением, которое только и делает, что ухудшается.

— Это никогда не закончится, — я тяну руки к мальчику и тот обнимает меня в ответ. — Пока я не вырасту и не смогу пойти работать. — Мы справимся, — слезы снова заструились по моим щекам. — У нас все получится.

После я все-таки захожу на свою рабочую страницу с помощью Ярика. Оставляю компьютер в рабочем режиме.

К вечеру я успеваю поругаться с тетей и даже приготовить поесть, пока она в отключке.

Потом мы делаем уроки. Шестой класс сложно дается мальчику, хоть и не так давно начался учебный год. Но зная его вспыльчивый характер, еще пара конфликтов и его могут отчислить. А этого я боюсь больше всего.

На улице уже давно темно. И Ярик сопит в своей постели. Сегодня мне удалось с ним поговорить и попросить не гулять допоздна. Тревожно на душе за него. Но ничего поделать не могу. Я попросту беспомощна.

Раздается звонок телефона, и я на автомате подскакиваю. Тут же надеваю наушники и отвечаю:

— Алло.

— … - тишина. Совсем тихо.

— Я вас слушаю, говорите.

— Кхм, — словно человек на том конце провода попробовал прочистить горло. Я закрываю глаза и без того ничего не видя, представляю. Я всегда пытаюсь представить собеседника. Мне так легче работается.

— Здравствуйте, только не молчите, — прошу я и выжидаю, когда там соберутся с силой воли и заговорят.

— Здравствуйте, — раздается, наконец, голос. Мужской голос. С вибрирующими нотками. У меня перехватывает дыхание. Обычно звонят подростки, женщины, попавшие в трудную ситуацию. Мужчины крайне редко. А на моем опыте это второй случай.

— Вы можете представиться, чтобы я знала, как к вам обращаться, — выдыхаю еле слышно.

— Богдан меня зовут, — отвечает мужчина после недолгой задержки.

— Меня зовут Яна. Мы можем с вами поговорить.

— Просто поговорить, да? — с какой-то надеждой произносит он, а я мысленно рисую его образ.

— Да, просто поговорить. Расскажите, что вас заставило позвонить сюда. Я вас выслушаю, и может мы с вами найдет ответы на…

— Вы много говорите, Яна, — вдруг прерывает меня пациент.

— Простите, — сглатываю образовавшийся ком в горле. Теперь я четко понимаю, что он достаточно взрослый. Слышится, не знаю, как объяснить, вдумчивость в каждое слово. Он говорит не на эмоциях. Осознанно.

— Но мне нравится вас слушать.

— Богдан?

— Да?

— Как вы себя чувствуете? — не понимаю, как перевести разговор в нужное русло.

— Не знаю, как сказать правильнее. На самом деле я не хотел звонить. Совсем. Это не считаю серьезным. Но мне просто посоветовали, и я сам не понимаю, как набрал этот номер, — слышится треск в трубке, помехи.

— Что вы сейчас делаете? — перевожу дыхание, снова замечая, что задержала его неосознанно.

— Сижу, вас слушаю, — и тут до слуха доносится, как он выдыхает. Мозг тут же рисует картинку.

— Вы нервничаете? — мне кажется, он хмурится. Почему то я представляю, что у мужчины глубокий и хмурый взгляд. Возможно морщинки на переносице.

— Нет, скорее просто нечем занять руки, — отвечает без заминки, что становится похожим на правду.