Но тут неожиданно над ее ухом раздалось громкое хрюканье и хриплый возглас:

– Эй.., нимфа! Прочь с дороги!

Мимо проследовала свинья: с виду вроде тех, что рылись на берегу, но гораздо больше, толще и важнее.

Оскорбившись тем, что ее уже в который раз обзывают нимфой, в то время как только подкидной дурак или последняя свинья не распознают в ней русалку, вынужденную временно сменить хвост на ноги, Мела сердито воскликнула:

– Что это ты тут командуешь? Разве это твоя дорога?

– Можно сказать и так.

– С чего бы это? Что ты за папа такая?

– Какая еще цаца? Я боров-регулировщик. Регулирую движение, с прохожих пятачки собираю. Пока эти дурехи на берегу хоть один нароют, я тут на целый выводок натрясу. С тебя, с голой-то, взять нечего, вот я тебя и согнал на обочину. У разу млела, голь перекатная?

Не дожидаясь ответа, боров двинулся дальше. Решив, что такую противную свинью на такую хорошую дорогу наверняка подложил какой-нибудь злыдень, русалка попыталась вернуться на тропу, но тут поняла, что запуталась в ветвях придорожного куста. Хорошо еще, что, будучи обнаженной, она не порвала платье. А еще лучше, что растение оказалось не хищной древопутаной, а самой заурядной, только непомерно разросшейся крапивой. Но вот другое обстоятельство – то, что проклятая крапива мигом обожгла все примечательные части русалочьего тела (и одну неприметную, называть которую было бы не совсем скромно) – не радовало ни капельки.

«Стоит ли терпеть такие страдания ради какого-то там мужа?» – подумала Мела, однако, немного поразмыслив, успокоилась. Повернуть назад сейчас, проделав уже немалый путь, было бы просто глупо. Если бы назад можно было поплыть, тогда дело другое, а коли и туда и сюда придется ковылять пешком, так лучше уж продолжить путь и узнать, что присоветует ей Добрый Волшебник.

Мела вернулась на тропу, которая через некоторое время вывела ее к роще, где помимо многочисленных пирожковии, увешанных где свежими, а где и зачерствевшими пирожками, попадались и ветви с едой более подходящей для русалок. Конечно, о свежей рыбешке, не говоря уж о морских огурцах или морской капусте, здесь не приходилось и мечтать, но на худой конец она могла удовлетвориться водяными каштанами и водяным салатом. Да и арбуз, будучи водянистым, тоже вполне годился. Конечно, еда на берегу такая же пресная, как и здешняя вода, но это стерпеть можно. Вот для купания вода непременно должна быть соленой.

Подкрепляясь, русалка, естественно, стояла на месте, а вот время, в отличие от нее, шло, и тени, воспользовавшись этим, заметно удлинились. Поначалу Мела обратила на это внимание исключительно из любопытства – на морском дне с тенями не густо – однако скоро смекнула, что отмеченное явление свидетельствует о приближении ночи. Успевшая устать (и как только эти сухопутные постоянно шастают по своим сухим путям?), зная, что на берегу по ночам путешествовать небезопасно, она решила подыскать подходящее убежище. А решив, тут же залезла в свой справочник и довольно скоро выяснила, что где-то поблизости находится пивнушка пузатая – дерево с толстенным, похожим на бочку, полым стволом. Правда, перспектива плескаться всю ночь в пиве манила ее еще меньше, чем купание в пресной воде, но потом Мела смекнула, что дорожный справочник не стал бы предлагать в качестве места для ночлега пивнушку с пивом, и речь, скорее всего, идет о высохшем пустом дереве. А такое и впрямь может послужить совсем неплохой спаленкой. Оглядываясь по сторонам, русалка довольно скоро углядела точно такое же, как на картинке, пузатое дерево, а подойдя поближе, обнаружила не обычную для пивнушек затычку, а трещины в коре, образовывавшие прямоугольник. Это могли быть только очертания двери, и стало быть, она нашла то, что искала.

Запустив пальцы в трещину, Мела потянула дверь на себя, открыла и заглянула в темное, сухое дупло. Конечно, она предпочла бы переночевать в соленой воде, но за неимением лучшего была готова удовлетвориться и этим убежищем. Путникам особо привередничать не приходится. Хватит и того, что у кого-то, побывавшего здесь раньше, хватило ума натаскать сюда подушек.

Едва русалка забралась внутрь, как на стенках дупла мягко засветилась древесная плесень. Конечно, этот свет не шел ни в какое сравнение с волшебным мерцанием подводных растений, но все равно радовал, хоть немного напоминая о глубинах моря. Тому, кто станет ее мужем, придется полюбить море, ведь она, Мела, принадлежит морю и душой и телом. Впрочем, тут затруднений возникнуть не должно: чтобы не любить море, нужно быть не просто сухарем, а сухарем редкостным, какой годится в мужья разве только черствой, как и он сам, сушке. С этой мыслью Мела блаженно растянулась подушках.

Подушка (та, которая оказалась у нее прямо под ушком) негодующе фыркнула.

– Что такое? – испуганно вскричала русалка, подскочив на месте.

Ответом ей было сердитое фырканье и пыхтение.

– Что здесь происходит? – с раздражением спросила Мела, неохотно поднимаясь на уставшие за день ноги.

Неожиданно у одной из подушек сформировался рот.

– Она еще спрашивает? – обиженно кривя пуховые губки, прошелестела подушка. – Это я должна поинтересоваться, что тут за безобразие творится. Как ты посмела плюхнуться своей скользкой задницей прямо мне на астрономию…

– Куда?

– На гастрономию, агрономию, автономию…

– Может, на физиономию?

– Это неважно. Важно, что ты не можешь спокойно вздремнуть без того, чтобы на тебя тут же не шлепнулось противное морское чудовище.

– Между прочим, многие находят меня весьма привлекательным морским чудовищем, – не на шутку обиделась Мела.

Рот скривился в насмешливой гримасе.

– Тоже мне красавица, вобла моченая. Ты можешь привлечь разве что голодного хряка, да и у того такая костлявая уродина поперек глотки встанет.

– А ты… – Мела едва не задохнулась от возмущения. – Ты не подушка, а.., а подзадница! С такой подушкой ни один дуралей в Ксанфе спать не захочет.

– Это со мной-то не захочет!? – яростно зашлепала губами подушка. – Да стоит мне только поманить, и кто угодно…

– К тому же ты не та, за кого себя выдаешь, – уверенно заявила русалка, вообразив, что здесь пахнет магией.

– Я та, кем мне угодно быть в настоящий момент. Заруби это на своем носу. А лучше на впуклых ягодицах.

От такого неслыханного и несправедливого оскорбления у Мелы перехватило дух. Так отозваться о ее ягодицах, не просто выпуклых, а весьма соблазнительных и округлых! Возмутительно!

– Сама ты впуклая, жесткая и ни на что не годная.

Вместо мозгов у тебя перья, а что до ягодиц.., их у тебя вовсе нет!

– А вот и есть!

– А вот и нет!

– Ну смотри, треска заморенная… – на глазах у изумленной Мелы подушка вытянулась и перетянулась посередине, так что образовалась тонкая талия. Из верхней части выросли две руки, нижняя расщепилась на две стройные ножки, матерчатая наволочка преобразовалась в шелковистую кожу, и спустя несколько мгновений перед русалкой стояла пышная, чувственная молодая женщина.