Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выходит, мало, — развел руками гость. — В Макополе из четырех сторожевых башен одна до сих пор в руинах лежит.
— Ну и что? Полежала б еще чуток.
— А вдруг война? — припугнул сидящий рядом тсец.
— А чего, все-таки будет?! — насторожился голова.
Другой ратник ткнул болтливого собрата локтем и веско сказал:
— Еж лисицу раз в месяц видит, а колючки каждый день носит. Вот и нам всегда готовыми быть надобно.
— А телега зачем?
— В обоз, камни и бревна возить. Можно старую, неказистую, лишь бы крепкая была.
Голова нахмурился. Не было печали! Летом в веске работы с зари до зари, а тут тсарь со своими стройками. Хорошо хоть отсеяться дал. Но если задержит мужиков до зимы, кто урожай собирать будет? Дрова запасать? В большинстве дворов только один кормилец, а где два-три, там и нахлебников о-го-го: дети мелкие, старики. Поможем, конечно, всем миром, но тяжковато придется…
— Жребий киньте, — посоветовал гонец. — Так оно честнее всего выйдет.
— Да уж разберемся, — в сердцах огрызнулся весчанин, хоть сердиться на тсарского посланника и не полагалось. Знали бы — точно на жальнике отсиделись бы! Даже переночевали.
Голова встал, по обычаю грохнул об землю кружку. Та, зараза, не разбилась, а подскочила и закатилась под стол. Дурной знак…
— Хольга прислала — Хольга призвала, — громко объявил он. — Пусть тебе, бабушка Шула, в небесном Доме будет лучше, чем в земном, а мы уж тебя не забудем и попозже непременно в гости зайдем.
Вслед за ним стали подниматься остальные весчане.
Голова выждал, пока не разлетится вдребезги последняя кружка, и сумрачно продолжил:
— А покуда пошли к молельне, совещаться будем…
* * *
Первым его заметил Жар. А может, и Альк — но оставил это неприятное открытие вору. Случайно обернувшись, тот аж подскочил в седле:
— За нами путник едет!
Саврянин лишь глаза сузил, даже не удосужившись посмотреть назад. Рыска же чуть с коровы не свалилась, выворачивая шею. Конечно, путником на дороге никого не удивить, но когда совесть нечиста…
Время шло, человек на нетопыре не приближался и не удалялся. Когда дорога шла в гору, его удавалось рассмотреть получше: едет — не торопится, развалился в седле и вроде как даже подремывает. За холмом или леском всадник скрывался из виду, но потом непременно появлялся снова.
— Может, ему просто в ту же сторону? — с надеждой предположила девушка.
Жар вместо ответа подхлестнул корову. Щепок десять они мчались галопом, затем вернулись к шагу и с пол-лучины путника не видели.
Потом он появился снова, на том же расстоянии.
Больше обсуждать его не пытались. Только постоянно косились назад и друг на друга.
— Нет, это уже переходит всякие границы! — внезапно разъярился Альк, так натягивая поводья, что бедная корова чуть пополам не сложилась. — Еще издеваться он надо мной будет, старый ублюдок!
— Ты его знаешь? — уточнил Жар.
— Ха! — Саврянин резко дернул за повод, разворачивая Смерть. — Очень удивлюсь, если это окажется кто-то другой.
— А чего ему от нас надо?!
— Вот сейчас и спросим!
Когда коровы проскакали полпути (Жар с Рыской благоразумно держались позади Алька), преследователь остановился и, выпрямившись, стал спокойно их поджидать. Он оказался ринтарцем, мужчиной лет сорока пяти — пятидесяти, с почти полностью поседевшей головой и аккуратной, на удивление черной бородкой. Одежда, как сразу оценил вор, была пошита на заказ и стоила не меньше десяти сребров, хотя выглядела неброско и практично. О цене висящего при поясе меча оставалось только гадать, но одна рукоять тянула на пару златов. Нетопырь был старенький, тоже с проседью по хребту и многочисленными проплешинами — но не от возраста, а из-за шрамов. Похоже, животина прошла со своим хозяином огонь, воду и крысиные норы.
— Ну здравствуй, что ли, — усмехнулся путник, глядя на Алька.
Саврянин, не отвечая, молча объехал его по кругу, недвусмысленно выражая свое отношение и одновременно изучая противника.
— Неужто не рад меня видеть?
— Нет, — наконец соизволил разлепить губы белокосый, и слово вышло как плевок.
— А я вот, напротив, — очень рад. — Судя по тону, путник не кривил душой и не иронизировал. Да и смотрел дружелюбно, тоже оценивая Алька, но скорее с отцовской гордостью.
— Еще скажи, что община послала тебя передать мне свои извинения и позвать обратно в Пристань, — презрительно бросил саврянин.
— Нет, — даже не попытался юлить путник. — Мне поручили тебя убить. Точнее, я сам вызвался.
— Ну попробуй, — криво ухмыльнулся белокосый. Правая рука у него уже давно лежала на оголовье меча и сейчас лишь стиснула пальцы.
— Не хочу, — рассеянно, как от чего-то маловажного, отмахнулся путник. — Не сейчас. Альк, мне надо с тобой поговорить.
— Не хочу, — оскалился тот.
— Даже не хочешь узнать о чем?
— У нас было семь лет, чтобы наговориться всласть.
— Ты и тогда пропускал мимо ушей то, что не желал слушать, — с укоризной заметил путник.
— Лучше бы я пропускал еще больше.
— Вот упрямец! — добродушно, хоть и с досадой посетовал странный тип. — Я же хочу тебе по…
— Значит, не сейчас? — зло перебил его саврянин. — Тогда отлипни от моей подошвы!
— Альк…
Но белокосый уже развернул корову, и Жару с Рыской пришлось сделать то же самое, так ничего и не поняв.
Догонять их путник не стал, только вздохнул вслед и головой неодобрительно покачал. Однако никто не сомневался, что так просто он не отвяжется.
* * *
Благостная улыбка покойницы припомнилась сегодня многим весчанам. Особенно когда до жеребьевки дошло. Голова сам нарвал листьев с простой и рыбьей ветлы, смешал в глубокой шапке. По виду одинаковые, по весу вроде тоже, только вторые сразу тонут.
Принесли корчагу с водой, установили посреди двора. Самую большую, чтоб всем видно было: без обмана.
— Ну что, люди добрые, тяните…
Освободили от этой чести только голову, кузнеца, мельника да лавочника, потому как без них Приболотью убыток больший, чем если бы все остальные мужики в город уехали. Трое счастливчиков, надув щеки, гордо расхаживали среди мнущихся у шапки одновесчан, упиваясь своей значимостью (ну и облегчение немалое, конечно!). Голова все равно был мрачен: овца только о своем ягненке думает, а пастух обо всем стаде. А как же общинное поле? И пруд собирались вырыть, сазанов запустить… Эх! Хоть бы жребий на какого-нибудь лентяя пал, вроде дядьки Хвеля — до обеда под яблоней дрыхнет, а после обеда на другую сторону ствола переходит, куда тень уползла. Другое дело, что он и тсарю не больно нужен, разгневается еще за такой «подарочек»…