купит его и станет новым господином? Прежний барин, молодой офицер, проигрался в карты — и вот, чтобы добыть денег, продаёт своих крестьян. И сожалеет, что за старика мало дают.

А ведь много лет назад этот старик сопровождал на войну прежнего барина, отца нынешнего. Тогда слуга вынес раненого хозяина с поля боя и тем спас ему жизнь. Благодарный помещик хотел отпустить героя на волю, да всё откладывал — так и не успел написать нужных бумаг.

Рядом со стариком выставлены на продажу его родственники: старуха-жена, дочь, внучка и муж внучки. Похоже, что муж внучки готов ударить ненавистного покупателя и бессердечного продавца. И тогда его ждут тюрьма, кнут, ссылка.

Старуха чем-то напоминает Радищеву няню Прасковью Клементьевну, любительницу кофе, которая всё боялась, что её продадут злому Зубову.

«Ах, если б у меня были деньги, — думает Радищев, — я непременно бы всех этих несчастных сам купил и отпустил на волю». Но денег у Радищева мало, зато они есть у сытого, пьяного барина, очень похожего на Зубова, и тот покупает всех.

«Ужасный молот испустил тупой свой звук…»

Александр Николаевич выходит на улицу, понурив голову. Он так задумался, что чуть не попадает под копыта. Шестёрка лошадей мчит очень важного министра: из окна кареты сквозь занавески глянуло на Радищева усталое, сердитое лицо. Несколько дней назад этот министр получил в подарок от царицы три тысячи мужиков, сто тысяч рублей и большой дом в Петербурге. Отчего же сейчас важный господин не в духе?

Не в духе министр потому, что царица подарила другому своему любимцу графу Завадовскому больше земли, крестьян и денег, чем ему.

Радищев идёт домой. Дома его ждут жена, три сына и дочь. Они его очень любят, и он их тоже.

Отчего же невесел? О чём он пишет в своей комнате всю ночь?

Двести лет назад русский язык отличался от нынешнего. Некоторые слова и фразы Радищева сегодня не просто понять. Но если постараться, то каждый может разобраться. Вот, к примеру, строки, которые записал Александр Николаевич в тот вечер: «Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твоё осуждение». Если не понятно, переведём:

«Страшись, помещик с жестоким сердцем, на лице каждого твоего крестьянина я читаю твой приговор». Здесь Радищев, наверное, вспомнил, как глядел на продавца и покупателя сегодняшний молодой крестьянин, родственник несчастного старика.

Жалко, нет рядом друга Алексея — он живёт далеко, только изредка приходят от него письма, начинающиеся со слов: «Где ты, возлюбленный мой друг? Если ты веришь, что я тебя любил и люблю, то подай мне о себе известие и верь, что письмо твоё будет мне в утешение». Кутузов, конечно, сказал бы: «Уймись, Радищев! Что тревожишься? У тебя в Петербурге красивый дом и сад, у тебя жена, четверо детей, ты честно работаешь и, как умеешь, всё время помогаешь голодным, обиженным. Разве всё это вместе не называется счастьем?»

Но ответ Радищева всё тот же, как и в детстве.

«Да разве может человек быть счастлив, если его окружают несчастные?»

ЧТО ВСТРЕВОЖИЛО ЦАРИЦУ?

Однажды летним днём в кабинет царицы Екатерины Второй вошёл молоденький паж. Много лет назад на его месте служил Радищев.

Паж принес книгу, почтительно положил её на стол и бесшумно удалился. Царица книгу открыла. Имени автора на обложке не было, но этот неизвестный писатель посвятил своё сочинение какому-то «Любезному другу А. М. К.».

Название книги обыкновенное: «Путешествие из Петербурга в Москву». Многие в ту пору старались описать дорогу между двумя главными городами России. Сегодня от Ленинграда до Москвы поезд идёт всего несколько часов. В прежние же времена, до того, как проложили железную дорогу, от Петербурга до Москвы добирались за трое суток. А, если не торопились, то и того дольше. Через каждые двадцать пять-тридцать вёрст станция — так назывался маленький домик, где путешественник мог передохнуть, сменить лошадей.

От Петербурга до Москвы шестьсот пятьдесят вёрст, двадцать пять станций.

В книге, которую открыла царица, было двадцать пять глав: путешественник рассказывал, что он видел, кого встречал на каждой станции.

«Проехала» Екатерина Вторая по книжке несколько станций, то есть прочитала несколько глав, и насторожилась. Затем приказала обязательно узнать: кто эту книгу написал? И продолжала чтение.

«…Время было жаркое. Посмотрел путешественник на часы: полдень только что миновал. День отдыха, воскресение, но около дороги пашет крестьянин, хорошо пашет, старается, сразу видно: на себя работает, а не на барина.

— Бог в помощь, — сказал путешественник (то есть сам автор книги).

— Спасибо, барин, — ответил пахарь.

— Разве тебе во всю неделю нет времени работать, что ты и воскресение не пропускаешь, да ещё в самую жару?

— В неделе-то шесть дней, а мы шесть раз в неделю по приказу барина трудимся на господском поле. Да ещё по вечерам возим из лесу сено на господский двор.

— Велика ли у тебя семья?

— Три сына и три дочки.

— Как же ты их кормишь, если только один день имеешь свободным?

— Не один день — ещё ночь наша. Иначе с голоду умрём.

— Так ли хорошо ты работаешь на господина своего, как на своём поле?

— Нет, барин, грешно бы было так же работать. У него сто рук для одного рта, а у меня две руки — для семи ртов».

И тут царица как раз наткнулась на строчки, которые мы уже знаем.

«Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твоё осуждение».

ЦАРИЦА ЧИТАЕТ ПРО СЕБЯ

Полиция по всему Петербургу ищет, кто посмел написать такую книгу.

Скоро узнали и во дворец донесли: автор — господин Радищев. Екатерина тут же вспомнила старого знакомого, который молодым пажом встречал её и провожал, подавал еду, книгу. А «любезнейший друг А. М. К.», догадалась царица, конечно, другой бывший паж, Алексей Михайлович Кутузов!

Посмотрим, что дальше написал о благородных помещиках господин Радищев…

Двадцать пять глав, двадцать пять историй. В одной — как продавали крестьян и «ужасный молот испускал тупой свой звук». В другой — как барин мужиков кормил, будто свиней, из корыта, и только один раз в день. В третьей — плачут навзрыд родители, жена, дети крестьянина, отданного в солдаты: служба его в армии продлится двадцать пять лет. Двадцать пять