Эта реплика донеслась из задней части аудитории. Я повернул голову, чтобы взглянуть на тех, кто, как я полагал, был моими коллегами: троих чернокожих парней, которые не особенно придерживались правил этих занятий по ориентированию.

– Томми, вы можете привести пример невысказанных потребностей гостя?

На мне даже не было бейджа: эти маньяки гостеприимства выучили каждого по имени.

– Ну, мадам…

– Можете называть меня Триш. Я начальник отдела рецепции.

– Ну, э-э, Триш… – На «галерке» послышался приглушенный смех. – Возможно, когда они приезжают на грязной машине, мы могли бы ее помыть?

– Прекрасный пример.

– Подождите. Вы хотите, чтобы я отогнал машину к своему дому в Найнс Уорд, чтобы помыть ее? Или принести принадлежности для мытья с собой?

– Перри, верно?

– Да, Перри.

– Перри. Ты подходишь ко мне в любое время, и я выдаю тебе деньги из кассы отеля на мытье машины, замену шины или покупки музыкального диска, который, как вы думаете, этот клиент хотел бы послушать на обратном пути. Со всем, что только придет вам в голову, вы можете подойти ко мне.

– Ладно, черт возьми…

* * *

За день до торжественного открытия они перегородили часть улицы Чартерс-стрит (кстати, произносится именно так, «ЧартЕРС», невзирая на очевидную французскость этого слова[3]. Кроме того, мы произносим Calliope как «КэлиОУП». «Бургундский» получается как «берга́ндский», а уж названия улицы Чупитулас или города Начитоша и близко не напоминают правильное произношение). Они собирали нас в стройные группы, наши новые начальники держали над головами большие, качественно сделанные плакаты с названиями отделов. «Стойка регистрации». «Парковщики». «Прачечная». «Продажи и маркетинг». «Посыльные». «Швейцары». «Продукты питания и напитки». И, конечно, «обслуживание номеров», самая большая группа примерно из ста пятидесяти чернокожих дам, одетых так, будто они собирались в клуб. Парковщики сбились в небольшую кучу, не общались друг с другом и разглядывали уже законченный отель.

Атмосфера была праздничной и невыносимо позитивной. Они впускали нас, отдел за отделом, и мы спешили вверх по лестнице, на которой выстроились руководители, рукоплескавшие и восхищавшиеся нами так, словно мы – святые-покровители Нью-Орлеана. Они бросали конфетти, хлопали нас по спине и вскрикивали в приливе благожелательности и радостного волнения. К тому моменту, как мы добрались до третьего этажа и вошли в большой банкетный зал, к лицу каждого из нас приклеилась широченная, удивительно искренняя улыбка. Эти улыбки не сходили с наших лиц и тогда, когда мы по очереди пожимали руку генеральному директору, на голове которого, ей-богу, красовался лавровый венок. Полагаю, это булла шутка.

– Я Чарльз Дэниелс. Пожалуйста, называйте меня Чак.

– Хорошо, Чак, – сказал Перри, стоявший передо мной, и подождал, пока господин Дэниелс выдаст ему позолоченный бейдж с именем «Перри».

Г-н Дэниелс потрудился приколоть нам бейджи собственноручно, по сути, благословляя нас. Но мы пребывали в таком щенячьем восторге, что запросто кинулись бы на колени перед ним и позволили ему приколоть этот бейдж к нашей плоти.

А потом был открыт бесплатный бар. Не знаю, откуда привезли ребят, готовивших отель к открытию, они явно были не местными. Я тоже приезжий, но я провел все детство в переездах, меняя города так часто, что приобрел полезный навык: ассимилироваться в любой новой культуре, неважно, в какой. В этом смысле я – оборотень. И в преддверии четвертой годовщины жизни в Луизиане (самого долгого срока моего пребывания на одном месте) – Новый Орлеан уже стал самым родным для меня городом за всю жизнь. А бесплатный бар был реверансом этому городу, которым движет алкоголь, и это было великолепно. В этом городе можно найти алкогольные напитки со скидками даже в рождественское утро. Нет, Рождество не заставало меня на улице Бурбон; в ту пору я не пил. Я был трезвенником все время, пока учился в колледже, и не брал в рот алкоголя с пятнадцати лет, с тех пор, как запивал школьные обеды вискарем «Джек Дэниелс» в своем подвале. Но бесплатный бар в Нью-Орлеане? У людей просто снесло крышу. У отдела обслуживания номеров голова шла кругом.

Теперь, когда стало известно, в какие отделы нас распределили, мы присоединились к вечеринке, чтобы получше узнать друг друга.

– К чертям этого генерального директора. В этом венке он похож на рабовладельца, – говорил Уолтер.

– Нее, – отвечал Перри, – Чак – мужик что надо. Ты вон радуйся, что тебе бесплатное бухло наливают, – и долго высасывал последние капли из своей бутылки «Хайнекен».

Все улыбались. Все были доброжелательны. На каждом красовался именной бейдж. Казалось, что все мы – одна большая сумасшедшая семейка, а открытие предстояло уже завтра. Мы все тут были единомышленниками, и каждый в этом банкетном зале после двух недель тренировки и двух зарплатных чеков, полученных ни за что, жаждал продемонстрировать свое мастерство настоящим постояльцам. К тому моменту нас привели в такое неистовство, что, если бы какой-нибудь настоящий гость отеля забрел на эту вечеринку, мы заобслуживали бы его до смерти, растерзали бы его, как голодные шакалы сервиса.

Отель этот стал для меня возможностью обрести дом и какое-то будущее. Он казался таким шикарным со всем этим постельным бельем, люстрами и липкой выпечкой. Отель был прекрасен, и я удостоился чести быть членом команды, готовившей его открытие. Именно в тот самый момент я понял, что вечная кочевая жизнь привела меня в эту точку пересечения переселенцев, этот дворец всего временного, где я мог теперь задержаться, позволить миру плыть мимо и вопреки всему ощутить почву под ногами. Я изучал господина Дэниелса, пока тот переходил от одной группы людей к другой, и всякий раз, когда он подходил к людям, те вежливо замолкали. Вот должность, которую мне хотелось занять. Вот какой жизнью я мог бы жить. И я отчетливо осознал (потому что именно это внушали нам на занятиях): если я буду работать преданно и достойно, приму близко к сердцу принципы пятизвездочного сервиса, искусство гостеприимства откроет мне свои тайны, и я найду себя в этой отрасли. Я хотел быть Королем. И главное – стать Королем было реально. В тот день я поклялся, что когда-нибудь стану генеральным директором собственной гостиницы.

На следующий день, когда открылся отель, это возбуждение перелилось через край и разбилось, как волна о берег. Но прежде, чем нам позволили пристать к первому гостю, мы должны были отсидеть всю церемонию открытия.

Вот что я заметил: как только гостиницы открываются, они уже не закрываются.

Я не имею в виду, что они не разоряются; конечно, так бывает. Но сам факт, что тот или иной отель перестает приносить прибыль, изумляет меня. Почему? В среднем себестоимость содержания номера и ежедневного приведения его в порядок колеблется между тридцатью и сорока долларами. Если вы платите меньше тридцати долларов в сутки в отеле или мотеле, держу пари, себестоимость содержания этого номера где-то около пяти долларов. Фу, сразу хочется принять душ. Причем дома. В эти сорок долларов входят моющие средства, электричество, почасовая заработная плата горничных, работников, обслуживающих мини-бары, администраторов за стойкой регистрации (и всех остальных сотрудников, необходимых для обслуживания номера), а также расходы на стирку постельного белья. Все. Сравните это со средней стоимостью номеров, и вы поймете, почему это прибыльный бизнес с давней историей, восходящей к Марии и Иосифу, которые нарвались на аншлаг в придорожной таверне, вынудивший бедного плотника с беременной женой устроиться на ночлег в яслях с грязными ослами.