Пришла в себя уже лежащей на диване. Сразу прислушалась к ощущениям собственного тела. Если я упала, значит, должны быть новые порезы? Осторожно пошевелила ногами и руками.

— Ты не упала. Леон подхватил тебя, — правильно понял мои ужимки Влад. — Кровь почти не течёт. Ещё десять минут и поедем в клинику.

— После её посещения очень рекомендую подробно вспомнить, как сто тысяч долларов превратились в миллион, — рыкнул на меня Леон Русланович и, прикрыв пиджаком рубашку, пошёл к выходу из кабинета. Я поняла, что, падая, испачкала её своей кровью. Ещё к миллиону нужно приплюсовать цену дорогущей рубашки…

Стас резво потащил за хозяином свою драконью тушу.

— Да, Лиза, накосячили мы с тобой по полной, — вздохнул Влад, когда за ними закрылась дверь. — Если ты не виновата, кто-то очень крупно решил подставить нас обоих. Знать бы кто? А ещё лучше — зачем?

Влад отвез меня в частную клинику.

Лишних вопросов здесь не задавали. Наложили несколько швов, выписали рецепты и через семь дней сказали прийти, чтобы снять швы. Также врач добавил, что имеются признаки легкого сотрясения и порекомендовал неделю полежать. Если состояние ухудшится, то незамедлительно вызвать «Скорую».

Пока открывали больничный, Влад рассчитался за услуги клиники собственными деньгами. Я тут же решила их ему вернуть, но увидев сумму счёта, мгновенно прикусила язык. А клиника точно в Минске находится? Может, мы летали в соседнюю галактику, и в сумму услуг доктора вошла ещё и цена за два билета? В обе стороны?

Васильев проводил меня до самой квартиры и порекомендовал кому-нибудь позвонить, чтобы на ночь я не оставалась одна. Я клятвенно заверила, что так и сделаю, но звонить никому не стала. Сбросила одежду прямо на пол и забралась в постель, почти мгновенно уснув. В клинике мне вкололи то ли обезболивающее, то ли успокаивающее, что и дало свой эффект.

А в десять утра мне в дверь позвонил Дмитрий Анатольевич, главный юрист компании и друг моего отца. Человек, который очень много сделал для меня после его смерти. Именно он помог мне устроиться на работу в компанию, когда я училась на третьем курсе института, поручившись за меня перед отцом Влада.

Набросив халат, я автоматически накинула на голову капюшон, не желая расстраивать друга отца видом своей разбитой головы. Но Дмитрий Анатольевич, видимо, не знал о случившимся и решил, что я после ванны.

— Как такое могло случиться, — человек, которого я звала «дядей Димой», расхаживал по моей маленькой комнатке в одиннадцать метров и подозрительно заглядывал в каждый угол. Я все никак не могла понять, что он там надеется увидеть. — Ты же понимаешь, что это не просто ошибка? Подобных ошибок не бывает.

— А что это? — глупо спросила я. — Я не знаю, как это получилось. Я проверяла, я знала сумму. Опечатка в один ноль, я понимаю, что это не объяснение…

— Опечатка в один ноль? Лиза, ты же не можешь быть такой наивной. Я видел договор. После цифр, как это всегда бывает, сумма пишется прописью. Сумма, эквивалентная ста тысячам, и сумма эквивалентная одному миллиону. Согласись, в этих словах нет ничего похожего. Более того, я сам составлял и проверял этот договор перед отпуском. Тебе всего лишь было нужно проконтролировать его подписание. Ты исправила суммы?

— Я не исправляла, дядя Дима.

— Не надо, Лиза, не надо врать мне. Только не мне. Бесов ничего не сказал, но, как и я, как и все мы, прекрасно все понимает. Тебе заплатили, да? За то, что поменяла суммы в пользу компании, с которой он не планировал сотрудничать.

— Дядя Дима!

— Лиза, не делай мне еще больнее своей ложью. Я могу тебя понять. Наверное, могу. Росла без отца, столько лишений, а здесь такой шанс заработать быстрые деньги. Я знаю, ты не со зла, ты не продумала до конца последствий, юная и глупая. Но Бесова тебе не провести. И Влад, он не такой, каким кажется. Ты представить не можешь, с кем связалась. Но, что сделано, уже не исправишь.

Я смотрела, как он достает и бросает на пол из шкафа всю мою одежду, затем переворачивает кухню. Бьётся много посуды. Даже кровать перетрясает и вытряхивает из подушек синтепон. Он тут же белыми градинами разлетелся по комнате.

— В квартире денег нет, — констатировал мужчина. — Значит, где-то на счете. Едва ты дашь им движение, это обнаружится.

— Их нет, вообще, — прошептала я. — И не было.

— Бесов не хочет давать огласку этому делу. Его можно понять. Объявить всему миру, что был обманут сопливой девчонкой. О произошедшем знаем лишь я и главный бухгалтер. Он лишил нас сто процентов премии на год и других стимулирующих выплат. А это половина моей зарплаты. Вот как ты меня отблагодарила, девочка Лиза.

— Дядя Дима!

— Официально будет сказано, что твоя ставка сокращается. Теперь всю работу перебросят на нас. Что он будет делать с тобой — не говорил. Увольнение по статье — это самое лучшее, что может быть для тебя. Но все мы понимаем, что девятьсот тысяч долларов просто так не прощают. Целые семьи убивают за гораздо меньшую сумму.

Он ушел, а я осталась сидеть на полу. Только теперь я осознала весь ужас произошедшего. И мне ничем не доказать свою невиновность. Даже клятва всеми святыми и библией не поможет. Только страха от того, какую кару мне готовит Бесов, не было. Больнее ножа мою душу полосовал стыд перед старым другом отца.

Когда-то они вместе служили в Афганистане. Два летчика, два офицера. Только дядя Дима вернулся, а мой отец — нет. Я родилась уже после его гибели, в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Когда мама вышла замуж во второй раз, родственники отца сочли это предательством и перестали с нами общаться. В чем была виновата именно я — не понимаю до сих пор.

Отчим относился ко мне хорошо, но у них с мамой родились еще две дочки-погодки. Я все чаще оставалась у бабушки, матери мамы. Она звала меня сиротинушкой, при этом, не переставая напоминать, что мое рождение всегда было ошибкой.

Моя мама: умница, красавица и отличница, связалась с хулиганом и двоечником, который вскружил ей голову. Сломал все планы на запланированное прекрасное будущее и посмел умереть на чужой войне даже не успев жениться и узаконить моё рождение.

И с годами, я видела, мама начинала думать также. Конечно, по-своему она любила меня, все чаще повторяя, как я похожа на отца. И эти слова звучали упреком. Все родственники