— Не понимаю. Мне было бы страшно. Одна, в незнакомую страну, в первый раз.

— Люди боятся самих себя, собственной глубины, неизвестной бури, которая затихла где-то внутри.

Я думаю, есть два типа людей. И здесь деление людей имеет место быть, оно полагает наш путь. Первые: мечтают, и делают все, чтобы исполнить свою мечту, а за ней следующую. Вторые: просто осуждают такую жизнь.

У меня всегда была мечта в жизни. Отсюда ранняя карьера, любовь, жизнь, которую я вела в Москве, возможность покупать разные вещи... Все это было одной мечтой, когда-то я мечтала, что будет так.

Если ты стал тем, кто исполнят мечты — ты не можешь бояться. Тебе прийдется жить очень сильно. И я живу за мечту.

Страх не является опцией выбора, нет смысла принимать решения из страха.

Люди не живут, потому что они реагируют на страх. Родители их погасили, мир их раздавил, теперь их нет.

Но есть еще другие соблазны — стабильная жизнь — страх потерять то, что имеешь. Я не боюсь ничего из этого. Мне противно бояться. Я готова умереть, чтобы жить.

— Умереть от дизентерии? От чего умирают в Индии.?

— Индия — только начало большей свободы. Я иду за жизнью. Жизнь нужно собирать, отвоевывать. Но люди не понимают этого, они думают, что важно просто мечтать. Но ни одна истинная мечта не стоит того, чтобы ее не воплотить. Только так мы становимся тем, для чего мы были рождены. Нам придется завоевывать свое счастье.

— Резюмируя это, ты не делаешь прививки перед отъездом. Верно?

— Я сделала выбор не делать.

Понимаешь, самое важное не то, что я не делала их. Важно, что я не пошла за всеми, я не отдала ответственность другим. Я размышляла об этом, я взяла ответственность на себя. Не делать прививки — мое решение. Мое решение могло быть и другим.

Знаешь, я думаю, люди кормят либо злое, либо доброе. Они либо выбирают любовь — либо страх, либо доверие — либо страх. По сути, здесь, вокруг, очень многие сейчас чего-то боятся. К нам приходит миллион разных страхов, но не все говорят им «да».

Люди принимают миллионы неверных решений из-за страхов. Люди, которые кем-то стали, я думаю, это случилось с ними случайно. Потому что они просто шли, не выбирая страх.

— Как... он? Что говорит?

— Он смотрит футбол и пьет пиво. Я сажусь рядом. Чем это закончится для нас обоих если я останусь?

— У тебя будет пивной живот.

— Это было бы смешно — если не было бы так грустно.

— Ты его не любишь?

— Знаешь, есть миры где мы ничего не знаем друг о друге. Мы никогда не встречаемся там. И это состояние — как фон. Я всегда чувствую, что могу быть только одной из своих граней с ним. Он не принимает меня разную. Он давно определил меня как что-то понятное ему. Все остальное — он не хочет это знать, это пугает его.

— Может, люди не могут быть ближе чем просто рядом? Кто сказал, что можно по-другому? Может, люди просто делят личное одиночество?

— Я научилась быть с ним, но при этом быть неделимой, жить в одиночестве. Каждый день я задаю себе вопрос — «зачем я здесь»? Но он говорит, что это просто глупости. Что надо «быть проще».

Такая простота побеждает сложность, и с ним я чувствую, что проигрываю. Но виноват ли он? Если бы внутри было все хорошо, то и наружу проливалось бы счастье. Как там говорят люди? «Все проблемы внутри нас самих». Верно?

Он — это он, какой есть. Я — это то, что я буду дальше, когда уеду.

— Ты хочешь уехать, а чего хочет он?

— Он хочет дом и детей.

— Ну, это нормально. Ты уедешь, у него будет шанс создать все это для себя с другой женщиной. Дети — это важно.

— Я согласна с тобой.

— Может, ты все это усложняешь? Если ты не счастлива с ним, то можно ведь просто расстаться — не обязательно улетать так далеко. Или ты решила искать в Индии духовное просветление?

— Дело не в Индии. Это могло быть любое другое место.

Я слишком много набрала не своего. Мне нужно... Как это называется? Обнуление? Никакого Гоа, никаких индийских ашрамов и гуру. Никакой «духовной тусовки». Я слишком грешна для подобного. Просто остаться внутри, для себя самой. Ничего не копировать, никакой чужой истины. Если ты заметишь, что я становлюсь излишне религиозной — вытаскивай меня, это знак, что я попала в секту. А до тех пор, куда лететь — нет разницы.

— Ну хорошо. Вот ты прилетела в Дели, что потом?

— Пока не знаю. Буду чему-то учиться.

— Учиться йоге?

— Учиться читать внутреннюю суть вещей и событий.

— Ого! Как звучит!

Знаешь, это все несправедливо! Я всегда мечтала поехать в Индию, а уезжаешь ты. Все детство я смотрела болливудские фильмы. Танцевала. «Джими, Джими, ача, ача». Знаешь этот фильм?

— Никогда не смотрела.

— Давай еще поговорим про мечты, про что-то в будущем времени.

Мы выходим из кафе. Прямо над нами низко-низко пролетает сова. Она почти касается нас крыльями и бесшумно исчезает на чердаке старого дома Таганской площади.

Первые звезды на небе.

Я спускаюсь в метро, как в последний раз рассматриваю мраморную плитку на стенах станции.

Вижу туристов — они, наверное, японцы. Они делают фотографии и глядят во все глаза на то, что было не замечено мною. Стены большого города. Подземелье из мрамора. В таких подземельях обитают драконы.

Рядом с ними гид с белым флажком. Что-то в этой сцене от немого кино. Это как холод пробирает меня до костей, до дрожи.

В вагоне одни и те же лица.

Слишком близко, чтобы взглянуть в глаза друг другу.

Завтра этого мира для меня уже не будет. Завтра я улетаю в Индию.

Мы не спим, просто ворочаемся в кровати. Когда он, наконец, засыпает, то обнимает меня так сильно, что мне становится больно.

Я аккуратно выбираюсь из его объятий и иду глядеть в окно на сереющее небо.

Осторожно, чтобы не разбудить.

Иду на кухню в полутьме, по свету фонарей улицы, почти сквозь стены, наружу.

Плоские, серые здания куда ни глянь. Узкие дорожки тротуаров ведут из нашего двора в другие. Супермаркет прямо через дорогу — еще закрыт. Ряд машин запорошённых утренней дымкой, и песочница в которой никто никогда не играет. Небо черное, точное, звонкое, переплетенное с тишиной. Вся суть бытия перед глазами.

Когда только зачинается утро, где-то в четыре или в пять. Повсюду. В тот день, когда я улечу в Индию.

Я почти не помню этот наш последний рассвет вместе. Я уверенна, что дело было во времени, сегодня оно замедлилось.