Оставив своих поклонников и подхватив под руку некую элегантную старушку со снежно-белыми волосами, он приблизился ко мне и громко сказал своей спутнице:

— Матушка, позвольте представить вам Джейн Эйр.

В зале наступила мертвая тишина. Все уставились на меня. Мистер Теккерей улыбался так, словно оказал мне большую любезность, отождествив меня с героиней моего романа и сделав центром всеобщего внимания. Но я почувствовала себя оскорбленной. Густо покраснев, я возжелала, чтобы пол разверзся у меня под ногами и я провалилась сквозь землю. Мистер Теккерей ждал моего ответа, но я была настолько подавлена и сердита на него, что не смогла ничего придумать.

Миссис Смит сказала:

— Пойдемте, мисс Бронте, — и увела меня к свободной скамье у стены. Я знала, что ей просто ненавистно какое бы то ни было оказываемое мне внимание, однако в тот момент была благодарна ей за то, что она оторвала меня от мистера Теккерея прежде, чем я успела сделать что-нибудь достойное сожаления. Пока они с Джорджем усаживались по обе стороны от меня, я слышала перешептывания среди собравшихся:

— Мисс Бронте посвятила второе издание «Джейн Эйр» мистеру Теккерею, не так ли?

— А вы знаете, что его жена безумна и ее пришлось поместить в дом умалишенных?

— Говорят, его жена послужила прототипом сумасшедшей из «Джейн Эйр».

— Да, и еще я слышала, что мисс Бронте когда-то служила гувернанткой в доме мистера Теккерея. Ничуть бы не удивилась, если бы узнала, что между ними существовала недозволенная связь. Вспомните: и Бекки Шарп, и Джейн Эйр были гувернантками, вышедшими замуж за своих нанимателей.

Кто бы мог подумать, что мой невинный знак восхищения вызовет такой скандал! Увы, я слишком поздно узнала о безумии жены мистера Теккерея, и многие читатели сочли мой роман автобиографическим, а нас с мистером Теккереем его героями, несмотря на то что это было заведомой ложью: хоть я действительно некоторое время работала гувернанткой, но в доме мистера Теккерея — никогда. Мы с ним вообще не были знакомы до опубликования моего романа. Мистер Теккерей отнесся к моему невольному промаху великодушно, и если его нынешняя выходка была единственным наказанием мне с его стороны, то я должна была бы лишь радоваться.

Перешептывания между тем продолжались.

— Похоже, мисс Бронте и ее издатель весьма близки между собой.

— Да, несмотря на то что она старше его. — Джордж Смит в свои двадцать девять был весьма завидным женихом, я же в свои тридцать пять — старой девой, чьи лучшие годы остались далеко позади. — Интересно, скоро ли мы услышим свадебные колокола?

Джордж улыбался, притворяясь, будто ничего не происходит. Зато его мать кипела от злости. К тому времени мне бы уже следовало привыкнуть, что я являюсь объектом сплетен, но я так и не смогла.

В конце концов аудитория расселась, в зале воцарилась тишина, и мистер Теккерей занял место за кафедрой. Говорил он просто и легко, и все, что он говорил, было убедительно и оживлялось юмором. Слушатели отвечали ему смехом и возгласами одобрения. Все это доставило бы мне большое удовольствие, не ощущай я на себе взглядов, не менее назойливых, чем нежелательные прикосновения. Но вечер еще только начинался, и худшее ждало меня впереди.

По окончании лекции присутствующие выстроились в две шеренги, образовав посередине проход, по которому, пожимая руки, принимая комплименты и обмениваясь язвительными шутками, следовал мистер Теккерей. Но когда он дошел до двери, собравшиеся не последовали за ним, а остались в зале.

— Они ждут вас, — тихо сообщил мне Джордж.

Съежившись между ним и его матерью, я двинулась сквозь строй. То был нескончаемый тоннель слишком близко придвинувшихся улыбчивых лиц, теплых влажных ладоней, пожимавших мне руку, и интеллигентных голосов, рассыпавшихся в восторгах. Я улыбалась, бормотала вежливые ответы и изо всех сил старалась не упасть в обморок от смущения. Когда мы перешли в другой зал, где были сервированы освежающие напитки, огромная толпа поклонников отрезала меня от Смитов и оттеснила в угол.

— Я просто обожаю «Джейн Эйр», — воскликнула герцогиня Сазерлендская. — Когда же выйдет ваша следующая книга?

— Боюсь, я не могу этого сказать, — сокрушенно призналась я.

Со времени публикации «Джейн Эйр» прошло почти четыре года, и шел второй год после появления моего второго романа, «Ширли», который не был встречен с таким же энтузиазмом, как первый. Поэтому надо мной нависала настоятельная потребность написать что-то новое, что могло бы стать вровень с «Джейн Эйр».

— По крайней мере скажите нам, о чем будет ваш новый роман, — выкрикнул кто-то.

Если бы я знала! Я никак не могла выбрать сюжет для своей следующей книги. Пока что мой издатель проявлял понимание и терпение, но я не могла рассчитывать, что он и читатели будут ждать вечно.

— Мне очень жаль, — только и могла я ответить.

Улизнув от этой толпы, я тут же попала в плен к другой, забросавшей меня теми же вопросами. Когда-то я готова была жизнь отдать за такой жадный интерес к моим книгам. Теперь мне хотелось спрятаться от него как можно дальше. Когда-то мне доставило бы удовольствие воображать, как, вернувшись домой, я буду описывать этот вечер тем, кого любила больше всех на свете. Теперь они покинули этот мир.

Первым, в сентябре 1848 года, от чахотки умер мой брат Бренуэлл, а вскоре после него, в декабре, — и моя сестра Эмилия, от той же болезни. Я молила Господа, чтобы Он пощадил мою младшую сестру Анну, но на следующий год и она заболела туберкулезом и скончалась в мае 1849-го.

В юности мы с моими родными поддерживали друг друга в наших творческих начинаниях, и я верила, что всех нас ждет блестящее будущее. Отчасти мои ожидания сбылись, когда Эмилия, Анна и я опубликовали свои романы. Однако ни «Грозовой перевал» Эмилии, ни «Агнесс Грей» и «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» Анны не получили признания критики и читателей. Мне и в голову никогда не могло прийти, что я окажусь единственной из нас троих, на чью долю выпадут слава и финансовый успех, и что дожить до этого доведется мне одной. Их смерть все еще мучает меня, и горе мое не утихает. Благодарение Богу, у меня еще есть отец, но другой человек, который тоже мог бы утишить мою боль, находится далеко.

Это, разумеется, Джон Слейд, шпион, в которого я влюбилась во время своих приключений 1848 года. Он попросил меня выйти за него замуж, но я отказалась, потому что ему предстояло отправиться с новым заданием в Россию, и мы не могли рассчитывать, что увидимся когда-нибудь снова. Я по-прежнему люблю его, несмотря на то что за все эти годы не получила от него ни единой весточки и не знаю, любит ли он еще меня — и даже жив ли он.

Как называть его, мысленно и в этом повествовании, — вопрос, требующий размышления. Говорить «мистер Слейд» было бы правильно, но, учитывая наши отношения, слишком официально. «Джон» — пожалуй, чересчур фамильярно, поскольку мы были знакомы недостаточно долго, чтобы перейти на имена. Поэтому, думая о нем, я склоняюсь к компромиссу и называю его «Слейдом». Но независимо от того, как я к нему обращаюсь, он всегда остается в моем сердце. Я горюю о нем остро и ежечасно.