— Так что подумай лучше о том, где ты будешь искать змей. А все остальное оставь тем, кто такими размышлениями зарабатывает себе на жизнь. Тебя-то кормят змеи, так? Ну вот и думай о них. Будет куда больше толку… Но все-таки очень хочется знать, чего же не хватает…

Он шагал, пока солнце не коснулось красным боком горизонта. Тогда змеелов нашел ровное место, на котором торчали жесткие, как проволока, стволы песчаной акации, положил по границе круга, где собирался ночевать, веревку из конского волоса, чтобы внутрь не пробралась змея, наломал сухих веток и развел небольшой костер. Достал сверток с лепешками и вяленым мясом и принялся за еду. Скудный ужин он запил простой водой из фляги. Стемнело очень быстро. В пустыне почти не бывает сумерек. Темнота наваливается сразу, будто на голову набросили мешок. И звезды загораются не так, как на севере. Там они медленно проступают на бледном небе. Сначала едва угадываются, даже если на небе нет ни облачка. Потом становятся видны все отчетливее… Но это происходит так медленно, что можно уснуть, пока увидишь настоящие яркие звезды. В пустыне они вспыхивают сразу, словно кто-то развязал мешочек с бриллиантами и вытряхнул их на черную поверхность стола. Одним неуловимым движением.

Змеелов любил ночи. Не только из-за прохлады, дающей отдых после невыносимого зноя. И не только из-за отдыха, который можно наконец дать натруженным ногам. И не из-за яркого пятнышка костра, который издалека можно было принять за слишком низкую звезду. Ночью стиралась граница между землей, небом и человеком. Все было едино. Тело растворялось в непроглядной черноте, и оставалось только не скованное ничем «я». Абсолютно свободное. Свободное даже от самого себя… Над ним были не властны ни время, ни пространство, ни желания, ни страхи… Все это исчезало. Существовали только звезды.

Ночью все было не так, как днем. Змеелов любил ночи и за это тоже.

Он всегда спал очень чутко. В пустыне ночи не бывают безопасными. Всегда найдется зверь или человек, который пожелает поживиться за счет спящего. Поэтому крепкий сон был роскошью, которую змеелов не мог себе позволить. И шаги он услышал, когда человек был еще далеко. Достаточно далеко для того, чтобы окончательно проснуться, нащупать на поясе нож и лечь так, чтобы можно было мгновенно вскочить на ноги.

Но человек был знаком с суровыми нравами пустыни и не желал причинить вреда. Он остановился в десятке шагов от лежащего около костра змеелова и окликнул его:

— Мир тебе, путник. Разрешишь подсесть к твоему костру? Правда, он уже почти погас… Но это можно исправить. Было бы только желание. У меня оно есть. Осталось только выяснить, есть ли оно у тебя, добрый человек.

Незнакомец выплевывал слова, будто шелуху от семечек.

— Ты всегда так много говоришь? — отозвался змеелов и сел, не убирая ладонь с рукояти ножа.

— Всегда, путник, — сказал человек и приблизился к освещенному кругу. — Всегда. И ничего не могу с собой поделать, хотя мой язык уже доставил мне неприятностей больше, чем пять моих бывших ясен. А уж они мне крови попортили столько, что и сказать страшно. Нет в этом мире ничего печальнее, чем женщины…

— И болтуны, — перебил незнакомца змеелов.

Человек, ничего не ответив, широко улыбнулся, перешагнул веревку и сел к костру, скрестив ноги. Потом залез в сумку, висящую на боку. Достал лепешку, сыр и фрукты и разложил все это между собой и змееловом.

— Угощайся, путник, — сказал он. — Твой костер, мой стол. Хочешь вина? У меня осталось немного вина. Попробуй, — он протянул небольшой бурдюк, — оно легкое, как крик улетающих птиц на рассвете, и сладкое, как дыхание девушки. Оно теплое, золотистое, мягкое… И освежает это вино, подобно горной реке… Оно…

— Ты дай мне наконец бурдюк, — сказал змеелов. — И я сам решу, что это за вино.

— Да-да, путник, прости… Я не знаю меры в своей болтовне.

Незнакомец выпустил из рук бурдюк и принялся за еду. Змеелов сделал глоток. Вино оказалось совсем недавно забродившим соком винограда. Оно было настолько кислым, что у змеелова свело скулы.

— Слишком крепкое, да? — спросил незнакомец, глядя на скривившегося змеелова. — Главное, чтобы оно не ударило в голову. Когда вино ударяет в голову, обязательно жди беды. Во всяком случае, у меня дело обстоит именно так. Стоит мне чуть-чуть захмелеть, я попадаю в какую-нибудь историю. И не всегда хорошую… Вернее, даже всегда в нехорошую. Очень нехорошую, путник. Совсем недавно был такой случай…

— Ты можешь помолчать хоть несколько мгновений?

— Конечно, конечно! Я, если хочешь знать…

— Нет, я ничего не хочу знать! Я хочу спать… Завтра мне предстоит трудный переход. Я хочу отдохнуть, а не слушать твою трескотню.

— Хорошо, хорошо, — сказал с набитым ртом незнакомец и быстро-быстро замахал руками. — А у тебя нет мяса? Я уже четвертый день ем только эти паршивые финики и инжир… У меня уже живот от них болит. Дай мне мяса. Если у тебя, конечно, оно есть. Это ведь справедливо? Я тебе вино, ты мне мясо.

Все это время человек не переставал жевать и оживленно жестикулировать. Змеелов подумал, что он чем-то похож на обезьяну. Такой же вертлявый и нахальный.

— Послушай, вот тебе мясо. Ешь и ложись спать. Если не хочешь спать, иди наломай еще веток и поддерживай огонь. Только делай все это молча. Я хочу отдохнуть… Только не вздумай замышлять какую-нибудь гадость. — Змеелов посмотрел в упор на незнакомца.

— Что ты, что ты, добрый человек! У меня и в мыслях ничего подобного не было. Люди в пустыне должны помогать друг другу, а не воевать…

В слабом неверном свете угасающего костра разглядеть лицо человека было невозможно, но змеелов надеялся, что его слова прозвучали достаточно убедительно. Он никогда никого не убивал, кроме змей. И не хотел обнажать нож против человека. Впрочем, такие болтуны редко бывают опасными, подумал змеелов, поудобнее устраиваясь на своем ложе, состоявшем из постеленного прямо на земле плаща. Бойся того, кто молчит. Вот они действительно опасны. Да и что у меня взять? Не те же гроши, что я получил со старика за кобр. Эх, старик, старик… Странные ты вел сегодня разговоры. Неспокойно было у тебя на душе. А теперь неспокойно и мне. Ну да ладно, подумал он, ночью лучше не думать о таких вещах. Вот утром можно. Утром можно много чего такого, чего не стоит делать ночью. Спи, ловец змей. И не тревожься ни о чем раньше времени. Только не выпускай из рук нож.

Проснулся он с первыми лучами солнца. Рядом раскатисто храпел ночной гость. Угли костра еще дымились. Змеелов встал, проверил, на месте ли все вещи, и начал собираться в дорогу. Нужно было поторапливаться, чтобы пройти как можно больше, пока солнце не начало жарить в полную силу. Впрочем, какие сборы у бродяги, который живет в пути? Глоток воды и кусок черствой лепешки на завтрак, мешок на плечо, палку в руки — и он готов.

Змеелов отошел совсем недалеко, когда услышал за спиной быстрые шаги. Он оглянулся. Его догонял болтливый незнакомец. Бежал он смешно. Большущий мешок, на который ночью змеелов не обратил внимания, колотил его по спине, из-за чего незнакомец шатался, выписывая затейливые кривые. Он высоко поднимал ноги, словно бежал по колено в воде.