Было множество других теорий: «Капелла» вынырнула в другой вселенной, произошла какая-то флуктуация, забросившая ее в другую галактику или, что более вероятно, в промежуток между галактиками. Мне лично наиболее вероятной представляется теория «валуна на дороге», то есть пространство Армстронга не является абсолютным вакуумом, и «Капелла» наткнулась на нечто, слишком крупное для ее отражателей.

Конечно, я понимал не больше остальных, но все равно меня это нервировало. Я летал на подобных проклятых штуках только в случае абсолютной необходимости.

* * *

В последующие дни эфир заполнили обычные истории о людях, так или иначе связанных с полетом. Один человек, проспавший вылет и в результате опоздавший на борт корабля, благодарил Всевышнего, который не оказался столь же снисходительным к остальным двум тысячам шестистам пассажирам. Капитан выполнял свой последний рейс и по прибытии корабля на Станцию Сараглия должен был уйти в отставку. Женщина с Окраины заявила, что накануне катастрофы ей приснился сон об исчезновении «Капеллы». Она умело использовала свое заявление и сделала успешную карьеру, став одной из ведущих прорицательниц века.

И так далее. Говорили, что будет проведено расследование, но, конечно, оно ничего не даст. В конце концов, кроме списков пассажиров и груза, расписания движения и прочего мало что еще может помочь следствию.

Специалисты опубликовали свежую статистику, которая демонстрировала большую безопасность путешествий между Ригелем и Сорлом, чем при езде по улицам среднего города.

Дней через десять дней после исчезновения «Капеллы» я получил послание от родственника с Окраины, с которым не общался уже много лет:

«Сообщаю, если ты ничего не знаешь, что Гейб находился на “Капелле”. Мне очень жаль. Сообщи, если я могу быть чем-то полезным».

И тогда до меня дошло.

* * *

Утром пришла электронная посылка с двумя информационными кристаллами. Отправителем значилась юридическая контора «Бримбери и Конн», которая, судя по сопроводительной записи, располагалась где-то на Окраине. Я ввел кристаллы в систему, надел на голову обруч и опустился в кресло. Появилось изображение женщины, плавающей в воздухе примерно в полуметре от пола, с наклоном вперед около тридцати градусов. Звук тоже был не совсем четким. Я мог бы легко все исправить, но, поскольку ничего хорошего сообщение мне не сулило, не стал напрягаться. Женщина говорила, глядя в пол. Вокруг нее постепенно проявлялось изображение библиотеки, однако я его заэкранировал.

Женщина выглядела привлекательной на свой бюрократический, хорошо отутюженный манер.

– Мистер Бенедикт! Позвольте выразить соболезнования в связи с кончиной вашего дяди. – Пауза. – Он был уважаемым клиентом фирмы «Бримбери и Конн», а также нашим другом. Нам будет недоставать его.

– Как и всем нам, – сказал я.

Изображение кивнуло. Губы женщины дрожали, и, когда она вновь заговорила, голос ее звучал неуверенно, что убедило меня в подлинности ее чувств, несмотря на бесстрастность речи.

– Мы хотели сообщить, что вы являетесь единственным наследником его поместья. Вам следует представить необходимые документы, перечисленные в приложении к данному сообщению. – Она слегка заколебалась. – Мы уже начали предпринимать шаги для официального признания Габриэля погибшим. Конечно, будет определенная задержка, поскольку суд не очень охотно берет дела о пропавших без вести, даже в такой ситуации. Тем не менее, как только представится возможность, нам хотелось бы действовать в защиту ваших интересов. Следовательно, вы должны безотлагательно отправить нам документы.

Она села и поправила юбку.

– Ваш дядя оставил для вас запечатанное сообщение, которое следует передать вам в случае его смерти. Оно включится в конце разговора по звуку вашего голоса. Скажите любое слово. Прошу вас, не колеблясь, сообщить нам, если мы можем быть чем-то вам полезными. И еще, мистер Бенедикт, – ее голос упал до шепота, – мне, действительно, будет не хватать его.

* * *

Я остановил запись, прогнал тестовую программу и отрегулировал изображение. Затем вернулся в кресло и долго сидел, не надевая обруч.

– Гейб, – наконец произнес я.

Свет померк, и я очутился дома, в старом кабинете на третьем этаже, в мягком кресле, которое когда-то так любил. Казалось, ничего не изменилось. Я узнал отделанные панелями стены, старую тяжелую мебель, шторы цвета красного дерева. В камине потрескивал огонь. И Габриэль стоял рядом.

Стоял так близко, что я мог бы дотянуться до него рукой – высокий, худой, еще более поседевший, его лицо частично скрывала тень. Он молча прикоснулся к моему плечу, потом сжал его.

– Привет, Алекс.

Все это было лишь имитацией, но в тот момент я понял, как мне будет недоставать старого чудака. Эта мысль вызвала неоднозначные чувства, к тому же я был удивлен: Гейб принял бы свою судьбу, не подвергая никого испытанию процедурой сентиментального прощания. Это было на него не похоже.

Мне хотелось разрушить иллюзию, просто сидеть и смотреть, но приходилось отвечать, иначе изображение будет реагировать на молчание.

– Привет, Гейб.

– Поскольку я здесь, – грустно сказал он, – можно предположить, что дело плохо.

– Мне очень жаль.

Он пожал плечами.

– Бывает. Трудно выбрать менее подходящее время, но не всегда удается управлять событиями. Полагаю, тебе известны подробности. А может и нет. Там, куда я собрался, есть шанс просто исчезнуть и никогда не появляться.

«Да, – подумал я, – но все случилось не так, как ты ожидал».

– Куда же ты собрался?

– Охотиться в Даме-под-Вуалью. – Он покачал головой, и я заметил, что его переполняет сожаление. – Иногда все складывается чертовски неудачно, Алекс. Надеюсь, что бы там ни случилось, но случилось это на обратном пути. Мне бы не хотелось умереть прежде, чем я все выясню.

Мольба, а это была именно мольба, повисла в воздухе.

– Ты так и не добрался до Станции Сараглия, – ответил я.

– Вот как?

Гейб нахмурился и как-то сгорбился, будто сломался. Он отвернулся, обошел кофейный столик, стоявший на этом месте много лет, и неловко опустился в кресло напротив меня.

– Жаль.

Его движения стали более осторожными, а лицо, напоминающее лицо Дон Кихота, посерьезнело. Были ли это признаки старости или просто реакция на известие о собственной смерти. Во всяком случае, в нашем разговоре ощущалось нечто смутное, какая-то трепетная неопределенность, какой-то разлад.

– Ты хорошо выглядишь, – сказал я откровенную глупость. При данных обстоятельствах замечание было мрачноватым, но Гейб, казалось, этого не заметил.

– Жаль, что нам не пришлось побеседовать хотя бы еще раз. Эта встреча – совсем не то.