Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ужель оказия в вашей дудке?
Володя чутка поднял кулак с трубкой. И протянул раскрытую ладонь другой руки.
Девушка, помедлив, положила на неё свою дудку и цапнула трубку Володи.
Володя залюбовался даденным. Дудка была как будто из иного мира. Её вес никак не ощущался, словно Володя и не держал ничего. Блёстки, бегающие внутри цветов, бабочек и ствола отражались столь же ярко на его ладонях и пальцах.
Дудочник вернул себе самое первое, самое злое обличье. При этом остался почему-то в платье девушки с портрета.
Он краснел и с силой надувал щёки. Из Володиной трубки у него вылетал только воздух.
Володя тоже поднёс к губам волшебную дудку. Пальцы тряслись. Слишком большие, слишком крупные для нежной красоты, они неловко дёрнулись…
Дудка с хрустом преломилась.
Крупица за крупицей, её маленькие осколки обращались в сияющую пыль и гасли, не долетая до снега.
Дудочник в платье затрясся. Голова его сплющилась, серые зубы раздвинули щёки в стороны. Казалось, ещё немного, и он опять завоет.
Сзади что-то щёлкнуло, заворчало. На речке крякнул лёд, в нескольких местах послышался плеск. Сумрак осветился бело-оранжевым, палевым.
Сердце убыстрилось. Володя стал поворачивать голову…
«Не оборачивайся!»
Его ударило будто бетонной трубой, мгновенно сбив с ног. Половину лица и шею обдало едким кипятком. Нос никак не мог вдохнуть, пришлось хватануть ртом жаркий, почти жидкий воздух. Последнее, что Володя расслышал — где-то вдали завизжали дети.
«Успеют… — подумал угасавший Володя. — Да. Далеко».
* * *
— Вова! — позвали его. — Вов! Ты как?
Кто-то проверил, тёплая ли у него рука. И принялся бесцеремонно надевать на неё рукавицу.
— Живой… — сказал тот, кого Володя не видел.
Голос давно изменился, но интонации Володя узнаёт. Понимает и некую робость с заботой в трогающих руках.
Детский сад. На прогулке Володя играет с другом. К воспитательнице подходит бабушка и забирает Володю. Правда, сейчас не время, когда забирают из сада.
Но бабушка неторопливо шествует с ним по дорожке к калитке. Им вслед смотрит мальчик, замерший возле ракеты из арматуры.
«Всё! — звонко крикнула мальчику, пуча глаза, воспитательница. — Увели твоего друга!»
Увели. Навсегда…
— Первый, я пятый! Бригаду с носилками на угол в десятый квадрат у реки! У меня тут пострадавший!
— Понял, бригаду на десятый, — послышался из рации прерывистый ответ.
Лицо Володи жгло, словно поверх кожи лежала толстая горячая лепёшка. Незашибленный бок, на котором он лежал, напротив начал неметь от холода.
— Он у… Ушёл?
— Кто? Кто — он?
— Зу… Зубастый…
Рука, которая держит Володино запястье, вздрагивает. Едва заметно, но Володе достаточно.
— Ушёл, ушёл. Я рядом. Ты держись только. Третий-третий, — Рация зашипела. — Тут следы, к тебе на двенадцатый идут!..
Володя поразился, что он до сих пор разбирает его, Володину, речь.
Вова-дурак — так прямо звали его даже воспитательницы. Друг провёл всё лето в деревне, потому тоже был дикий, неразговорчивый. Потому и подружились… Заговорил Володя позже. Говорил, будто держа полный рот каши.
Спустя долгие три года Володя попытался возобновить детсадовскую дружбу. Увидел гуляющего во дворе бывшего друга, подошёл и спросил:
«Дима, ты меня не прогонишь?»
«Нет, что ты…» — то ли испугался, то ли устыдился друг.
А после шарахался от Володи, бродившего за ним хвостиком весь день.
Они виделись осенью в том же году. На занятиях в ломе культуры при Заводе.
Как-то Володя принёс на них крошечную глиняную свистульку — собачку или овечку. Психолог одобрила её и поставила на стол перед собой:
«Пусть стоит, радует».
После урока в коридоре Володя протянул свистульку другу. Тот, смеясь и сильно стиснув зубы, швырнул её на пол. Свистулька разбилась на несколько проскользивших по паркету частей.
Володя тогда не расстроился. Просто снял с лица улыбку…
Вокруг брезентовых носилок несинхронно топали и пыхтели человек шесть или восемь. Больших, гораздо больше Володи. Володя летел над землёю Парка головой вперёд — пока не упал спиной на ровную твёрдую поверхность. Уже не на холодный и рыхлый снег.
В глаза поочерёдно посветили:
— Зрачки реагируют.
Володя увидел над собой смутные тени. На лицо возвращалась мимика. Из уголка глаза побежала влага, и кто-то промокнул её тканью. Володя по запаху одеколона понял, кто это.
Рука оголилась, в неё ткнули иголку.
— Куда вы его? В токсикологию?
— В приёмное пока.
Кто-то новый громко прошуршал толстой зимней курткой:
— Кто это у тебя?
— Вова Желанов. Ох, тварь… Его-то за что?
— Тут это… Как раз. Нашлись все трое. Живы-здоровы.
— Слушай, помоги, каталку заело.
Раздалось душераздирающее лязганье, и Володю тряхануло.
— Ага. Мелкая ревёт, правда, безостановочно. Значит, в порядке. Нашли, главное, в старой ротонде. Мы ж с неё и начали, раза три или четыре там всё прочёсывали. Я сам печать на дверь шлёпнул. А они выскочили оттуда как зайцы!.. Кулешову опросили легонько, пока врач не подъехала. Она нормально… Сказала, что Вова навстречу им вышел. Отвлёк этого, а они убежали.
Володя продолжения не слышал. Сомлел в тепле скорой и заснул.