Марти немного злился, но я не виню его — Мейпс не был каким-то безликим злодеем. Марти знал его, и знал достаточно хорошо. Они встречались в театре и на прослушиваниях юных дарований, и даже как-то раз Марти с Эдной ездили к Мейпсу в гости, в его особняк в районе Ривердейл. Мейпсы тогда устраивали приём по случаю сбора пожертвований в помощь «Театру чудаков» Эверетта Куинтона, их как раз выселили из обжитого здания на Шеридан-сквер.

— Мы заплатили по паре сот баксов за ужин и за закрытую вечеринку с представлением, — вспоминал Марти. — Ну а затем они всеми силами постарались выжать из нас ещё по нескольку тысяч «на развитие театра». Ужин был неплох, хотя вино — так себе, но я обожаю Куинтона, это такой мощный талант, что я отстегнул ему круглую сумму без всяких уговоров. Ну и Эдна осталась довольна — ей так понравился дом! Нас провели по всем этажам, кроме винных подвалов и чердака, мы побывали везде, включая спальни, уверяю тебя. В хозяйской спальне на стене висел морской пейзаж.

— Вряд ли это была работа Тернера.

Марти презрительно тряхнул головой:

— Какой Тернер? Я же говорю тебе, обстановка этого дома — так себе, как и вина. Просто обычный морской пейзаж с корабликом на горизонте. Однако одна деталь привлекла моё внимание — картина висела немного криво.

— Ну и Говноед!

Марти поднял бровь.

— Я не ханжа и не зануда, — сказал он, — но меня напрягает, когда я вижу, что картина висит не под прямым углом. Это неправильно. Впрочем, обычно я стараюсь не поправлять картины в чужих спальнях.

— А в этот раз не сумел с собой справиться?

— Я немного отстал, Берни, дождался, когда все гости выйдут из комнаты, а затем подошёл к картине. Помнишь строки Кольриджа: «И не плеснёт равнина вод, / Небес не дрогнет лик. / Иль нарисован океан / И нарисован бриг»?[5]

Я узнал строчки из «Сказания о Старом Мореходе», поэме, которая, в отличие от подавляющего большинства классических произведений, заучиваемых нами в школе, не вызывала у меня отвращения.

— «…Кругом вода, но как трещит / От сухости доска! / Кругом вода, но не испить / Ни капли, ни глотка».

Марти одобрительно кивнул:

— Правильно, хотя большинство моих знакомых цитирует последние строчки так: «Ни одного глотка».

— Они не правы, — пожал я плечами, — как не право большинство людей в отношении большинства вещей. Но о чём же поведал тебе нарисованный бриг, плывущий по нарисованному океану?

— Ни о чём, — откликнулся Мартин Джилмартин. — Однако то, что я нашёл за ним, сказало мне многое, и весьма красноречиво…

— Сейф в стене? — спросила Кэролайн Кайзер. — Я почти не сомневаюсь, что это так. Он решил выпрямить картину и обнаружил за ней стенной сейф.

— Точно.

— Ага, — сказала Кэролайн, — так вот где собака зарыта! Марти пригласил тебя в ресторан для того, чтобы объяснить, как добраться до Ривердейла, дабы ты смог залезть в сейф к Мейпсу.

— Ну, знаешь, — обиделся я, — надеюсь, что Марти пригласил меня в ресторан не только с этой целью. Всё-таки мы друзья, забыла? Мне кажется, ему нравится моё общество.

— Да ладно тебе, не дуйся. Мне тоже нравится твоё общество: если я когда-нибудь вступлю в элитный клуб, Берни, клянусь, ты будешь первым, кого я приглашу на ужин. Но, к сожалению, всё, что мы имеем на сегодняшний день, — скромный ланч в собачьем салоне. Боюсь, ничего лучше пока предложить не могу.

Мы обедали в салоне «Пудель» — вотчине Кэролайн, всего в паре кварталов от моего книжного магазина на 11-й улице Ист-Сайда, между университетом и Бродвеем. Вообще-то была среда, по средам мы перекусываем бутербродами у меня в «Барнегат Букс», а к Кэролайн ходим по вторникам. Но из-за Марти наш график сдвинулся, значит, в понедельник мы обедали у меня, вторник вообще пропустили, так что сегодня настала очередь Кэролайн принимать у себя гостей. По дороге я заскочил к «Двум парням из Кандагара» и купил парочку лавашей, фаршированных чёрт знает чем, и два салата, ингредиенты которых я тоже не смог опознать. Хотел купить там же и напитки, но побоялся брать их шипучку — она была странного, химического сине-зелёного цвета и пахла фисташками. Пришлось купить пару банок колы в соседнем магазинчике.

— Неплохо, — пробормотала Кэролайн, откусывая лаваш. — Но ты уверен, что они настоящие? Я хочу сказать, вообще-то в Афганистане едят фаршированные лаваши?

— Господи, ну какая разница? А в Пекине едят мексиканские лепёшки? А в Тиране едят пиццу?

Кэролайн усмехнулась. Мы же жили в Нью-Йорке, чёрт побери, где половина пиццерий принадлежала китайцам, а мексиканские лепёшки продавали исключительно албанцы.

— Ладно, ты прав, — проворчала моя подружка, — однако давай вернёмся к Марти. Это что-то новенькое, я не ошиблась? Я имею в виду, обычно он сбивает тебя с пути истинного, только если надо ограбить кого-то из друзей, чтобы они смогли получить страховку. А Мейпс как-то не тянет на друга…

— Нет, разве что «Говноед» с недавнего времени превратилось в уменьшительно-ласкательное словечко.

— Ха-ха, вряд ли, и этот тип тоже вряд ли обрадуется возможности быть ограбленным. А что в сейфе?

— Деньги.

— Откуда Марти знать? Не говори мне, что сейф был открыт.

— Если бы сейф был открыт, моя помощь Марти уже не понадобилась бы, — заметил я. — Хотя на тот момент Марти ещё не питал такой острой ненависти к Говноеду. Впрочем, справедливости ради надо признать, что Марти изначально не любил этого типа, всегда отзывался о нём как о халявщике и проныре. Но то было задолго до встречи с Марисоль.

— Тогда она ещё училась в школе в прекрасном пуэрто-риканском городе Сан-Хуан.

— Вообще-то в Окмонте, Пенсильвания.

— Не важно. Окмонт? Почему я ни разу не слышала о нём, Берни?

— Я же говорю, он в Пенсильвании. Где-то там, не доезжая Питсбурга.

— Филадельфия тоже. Я имею в виду, не доезжая Питсбурга, — сказала Кэролайн. — Так каким же образом Марти стало известно про наличку?

— Он выспросил Мейпса. Не знаю, что тот сказал конкретно, но Марти понял, что ему часто платят наличкой и он не держит её в банке, чтобы она не попала под прицел налоговой.

— А мне практически никогда не платят наличкой, — вздохнула Кэролайн. — Всё по кредиткам, блин. Ну и то хорошо, что не чеками — помнишь, какая морока была обналичить их?

— Знаешь, когда сумма меньше десяти долларов, почти все платят наличными. А буквально вчера один парень набрал книг на сорок восемь долларов с копейками и протянул мне пятидесятидолларовую купюру. Но вообще-то такое случается крайне редко.