Однако спустя минуту этот шарик снова появился, теперь справа, и стремительно пошел на сближение, будто атаковал! В тот миг Шабанов вспомнил историю, произошедшую с товарищем Жуковым, и напрягся, готовый совершить любой вираж и уйти, но шар внезапно расплющился, стал похож на желтую тыкву, когда от спелости она начинает светиться изнутри.

И вот этот огородный овощ, бог весть как попавший на такую высоту, медленно подплыл к кабине и полетел рядышком. Размерами он был метра четыре в диаметре, поверхность плотная, во всяком случае, не сгусток светящегося газа, натуральный предмет, и если бы сейчас это был просто учебный полет, то Герман обязан был доложить, что видит неопознанный летающий объект, описать его и ждать команды. Пилотов наконец-то стали заставлять делать это, а не тащить после посадки в госпиталь для обследования психического здоровья.

— Привет инопланетянам! — сказал он для себя. — К сожалению, нам не по пути! Прощайте, братья по разуму!

И резко отвалил в сторону, подпрыгнув еще на сотню метров. Он запихал пустую банку и остатки раскрошенного печенья в карман, после чего закрыл замок и вставил чеку НАЗа. Потом, сняв обертку с прессованного компота, отгрыз кусочек, вяжущий рот, как черемуха, — сразу пахнуло детством и родными местами, однако смаковать и погружаться в воспоминания не дали. Желтая тыква подплыла теперь слева и в буквальном смысле прилипла своим боком к фонарю, заслонив видимость.

— Нет, ребята, это слишком! Сегодня всякие контакты отменяются, я на работе! У меня другая задача!

Шабанов надел маску, опустил стекло гермошлема, взял ручку на себя и потянул на заданные двадцать восемь тысяч, куда ничто уже не долетало из-за мороза в восемьдесят градусов, и где, имея бортовую «Принцессу», можно не признавать воздушных коридоров и не бояться строгого слежения с земли.

Вот где была воля!

И снова ощутил все прелести перегрузки, покряхтел, постонал, поматерился мысленно и вздохнул облегченно, когда достиг скорости и подписанной высоты. На экране было пусто, в пространстве — тоже, и потянулись скучные минуты вольного полета в безмолвном эфире: по Монголии ездили на лошадях, а в воздухе над ней, кажется, вообще никто не летал.

По расстоянию, оставленному за хвостом, приближался Алтуп — скорость в МИГаре понятие относительное…

Герман выключил прибор невидимости, запросил посадку, встал на радиопривод и через пару минут уже катился по бетонке с распущенным хвостом — тормозным парашютом. Согласно инструкции, он не имел права покидать кабину, потому поздний и обильный ужин запросил на борт и теперь, сдвинув фонарь, дышал вольным, чистым воздухом — самолет загнали на дальнюю стоянку и поджидая, когда соотечественники и монгольские братья заправят и обслужат «левую» машину, с удовольствием и тигриным аппетитом пожирал какое-то мясо с овощами и еще с чем-то, что в темноте не разглядеть. Пища была тоже левая, наверняка из солдатской столовой, не совсем прожаренная, и потому самую лучшую косточку он догрызть не успел. В кабину засунулся русский техник (а может, и сам секретный резидент, обеспечивающий перелет), сказал полушепотом:

— Полный порядок, запускайся и выруливай без команды.

Шабанов отдал ему судки из-под ужина, однако недоеденную косточку завернул в пакет и спрятал в карман.

— Ну, тогда — хоп!

И опять взлетел в ночное, непроглядное от туч небо. Пробив сплошную облачность и оказавшись под звездами, он положил машину на курс, включил «Принцессу» несколько раньше, чем полагалось — резко исчезать с экранов хоть и гражданских локаторов, значит, вызвать тревогу или подозрения — и решил довершить начатый ужин, а уж потом забираться в ледяную синеву. Он благополучно догрыз косточку, засунул ее в карман и напился: аккуратные и запасливые пустынные жители — монголы заправили питьевой бачок. И внезапно опять увидел летающую тыкву!

Она неспешно выписала круг перед МИГарем, скользнула вниз и, почти касаясь обшивки, проплыла к хвостовому оперению и там застряла. Тут уж стало не до разговоров с мнимыми инопланетянами, отчего-то детский знобящий страх охолодил затылок и стянул кожу на макушке.

Шабанов опустил стекло гермошлема и закряхтел от перегрузки — так легче переносилась тяжесть в теле. Не зря рожениц заставляют кричать…

Через двадцать секунд глаз, привыкший постоянно считывать показания приборов, вдруг зацепился за бортовой компас.

Взлетая с бывшего советского аэродрома в Алтупе, он взял курс строго на юг, на Гуйсан, а тут обнаружил, что летит в обратную сторону, то есть на север — на Орог. Не веря такому чуду, Шабанов протестировал исправность прибора, убрал тягу и сделал боевой разворот. Маршрут был абсолютно новым, не изведанным, и все равно подобного просто быть не могло, даже если учесть, что увлекся ограблением НАЗа. Естественно, он не засек время, сколько летел обратным курсом, посчитал, что минут пять, и чтобы исправить положение, он запросил собственные координаты через спутниковую систему ГПС — автоматическую службу космической ориентации, короче, круизконтроль в земном понимании, и через минуту получил подтверждение, что движется в пространстве куда надо с незначительным отклонением.

Пересечение рубежей следовало проводить на должной высоте, то есть на условленных двадцати восьми тысячах, и Шабанов, подбросив газу, взял ручку на себя. МИГарь был хорошо обкатанным, новые движки тянули отлично, и вообще машина ему нравилась, если бы конечно, не запах в кабине, от которого спасала лишь кислородная маска. Через две-три минуты, не будь «Принцессы», его должны были обнаружить наши локаторщики ПВО, оставленные в Монголии, затем китайцы, однако небольшой по размерам прибор укрывал его так надежно, что земля хранила полное молчание. Шабанов включил станцию и стал слушать эфир: что там говорят доблестные защитники воздушных рубежей?

Минуты эти проскочили быстро, зарево заката угасло, и небо заискрилось от крупных звезд — земля молчала: похоже, противовоздушный щит дружественных стран был дырявым как решето. Герман выдержал паузу еще в пять минут и вышел в эфир. Грубо дразнить этих гусей было не безопасно, поэтому он схулиганил осторожно, не называя своего позывного, поприветствовал доблестных и недремлющих стражей мирного неба на английском — пусть поломают головы!

Стражи не отвечали, возможно потому, что в тот час начиналась гроза — огненные сполохи высвечивали поверхность туч, иногда надолго зажигая негаснущие, как дуговая сварка, молнии. На земле шел дождь, а здесь, под звездами было минус шестьдесят два. Перед тем как войти в коридор и махнуть через китайское воздушное пространство, он еще раз сверил курс с «круизконтролем» и, удовлетворенный, расслабился. До гражданского аэродрома в Гуйсане оставалось час двадцать две минуты, а топлива еще на час сорок две, так что полет в обратную сторону обошелся безболезненно.

Дружественная и невоинственная Монголия, укрытая облаками, пасла своих лошадей и овец на свежей зелени и было ей наплевать, кто там над ней летит; китайцы все поголовно спали в своих фанзах, и им снились вкусный рис, Конфуций и Великая Китайская стена. С земли не доносилось ни звука, эфир казался чистым и непорочным, как строгая дева на выданье. Скоро гроза осталась позади, внизу немного развиднелось, однако в малонаселенных первозданных степях не было ни огонька — одно удовольствие лететь над спящими самодостаточными странами.