кивнула и расторопно покинула кабинет, не забыв прихватить стопку грязных тарелок.

— Шампанское вполне уместно, — милостиво согласилась госпожа министр, успокаивая чересчур взбудораженного политического деятеля, — но что за условие? Король хочет откуп? Или формальное сохранение титула? Если он требует гарантий безопасности и денежное довольствие, то…

Стеван активно замотал головой, поднимая руки:

— Да перестаньте, милая Элаиза, наш низложенный правитель рад уже тому, что его не пристрелили где-нибудь в застенках, — весело рассмеялся депутат. — Всё гораздо проще! Окна королевских покоев тоже выходят на площадь. И монарх с самого утра слушает, как народные массы склоняют титул Его Величества на все лады, ещё и эти пленные… личное подразделение… — лысый нервно одёрнул идеально подогнанный по фигуре пиджак. — Конечно, ему было неприятно видеть, как у спасителей вырезают на лбу слово «предатель».

— Ну, ясно, — утомлённо вздохнул посол, — Реберик третий желает, чтоб солдат отпустили…

Господин Толдон безотчётно перебирал пальцами по бокалу игристого вина, пытаясь, как всегда, найти консенсус. Забрать пленных с площади, обозлить и настроить против себя вооружённые отряды… Поставить под угрозу лояльность целой страны из-за трёх человек… Из задумчивости его вывел дружеский хлопок по плечу:

— Арни, просто выпей, — настоял депутат, легонько подталкивая того под локоть. — Наш бывший король ни словом не обмолвился о пленных. Он просит перевести его вместе с семейством в покои южного крыла, оттуда открывается отличный вид на садовые пруды.

— И только? — удивлённо замер посол. — Больше никаких требований? Точно? Слава богу! — с облегчением выдохнул Толдон. — Приятно иметь дело с разумным, адекватным политиком.

Обстановка заметно оживилась, рядовой бизнес-ланч грозил неминуемо перерасти в грандиозное торжество. Прислуга несколько раз меняла главные блюда, которые всё больше походили на закуски, лучшее трофейное вино из подвалов Его Величества заняло почётное место на столе победителя.

— Признайтесь, магистр, без вас и тут не обошлось? — поймав на тонкую шпажку очередную оливку, прищурился Стеван. — Капитуляция всего за четыре часа, без всяких требований… Снимаю шляпу.

Мистер Джарка упёрся подбородком в сцепленные пальцы и медленно покачал головой:

— Господа, не хотелось бы вас разочаровывать, но… нет. Такая задача передо мной не ставилась. Видимо, Реберик третий и в самом деле не так уж глуп.

— Я услышал только часть спора, но мне тоже интересно… Как вы это делаете? — искренне восхитился старший депутат. — Хорошо, направить мысли в нужное русло, зациклить их, манипулировать страхами — это ещё можно как-то принять за инструмент воздействия, — Стеван задумчиво выбил пальцами по столу ритмичную дробь. — А при чём здесь инстинкты?

— Ну, как же? — в старческих глазах сквозило терпеливое снисхождение. — Первобытный предок, незамутнённый нормами морали, сомнениями, стыдом — он есть в каждом. И если его вытащить на свет…

Непринуждённую атмосферу трапезы разорвали одиночные выстрелы.

— В воздух? — неуверенно предположил народный избранник, оглядывая переставших жевать соратников.

Линчик, сидевший к окну ближе всех, со скрипом отодвинул стул, навалился на подоконник. В повисшей тишине военный досадливо прицокнул языком и, продолжая изучать детали в бинокль, покачал головой:

— Двое — в минус.

— То есть как? — растерянно моргнул рыжий. — Насмерть?

Десертные ножи гулко звякнули, рассыпаясь по узорчатому паркету. Соратники как по команде обернулись на звук. Прислуга подрагивающими руками собирала с пола зеркально начищенное серебро. За последние десять секунд она стала на пару тонов белее и, судя по всему, отчаянно боролась с накрывающей слабостью.

— Ну что вы, моя дорогая! Вам плохо? — Толдон поспешил к потерявшейся подавальщице. — Садитесь в кресло. Да бог с ними, с этими ножами, мы и сами соберём. Вот, выпейте сока.

Девушка рассеянно кивнула, с испугом поглядывая на засуетившихся вокруг политиков, и торопливо принялась заверять, что всё хорошо, и дотолкать тележку до лифта она в состоянии.

— Вот ведь, — задумчиво хмыкнул посол, когда дверь за прислугой закрылась. — Впечатлительная барышня.

— Молоденькая совсем, — хрипловато отозвалась госпожа Элаиза, не отрывая гудящей головы от спинки гостевого дивана — Расстрел пленных — это было неожиданно… чудовищно. Но ведь надо стараться держать себя в руках.

— М-да… мне думалось, что придворные подавальщицы более стрессоустойчивы и, как бы это сказать, — господин Толдон неловко замялся, — эффектны…

— На самом деле, да, — присоединился к дискуссии Стеван, — немного нескладная, носик как у Буратинки…

— С кухни она! — снисходительно пояснил генерал, подбирая куском хлеба остатки соуса с тарелки. — Не видно, что ли? Сервировать толком не умеет, из рук всё сыплется. Разбежались придворные крали сразу после штурма, у солдатиков ведь тоже губа — не дура. А осталось… то, что осталось, — насмешливо развёл он руками.

— Да бог с ней, — судорожно отмахнулся рыжий, не сводя глаз с площади, — там… — парень резко дёрнулся, вцепляясь в подоконник.

— Что? Нормально сказать можно? Третьего, что ли, добили? — не вытерпел Линчик, выдирая из рук сморщившегося депутата бинокль.

В четырёхкратном увеличении оптических линз толпа переставала быть безликой, у неё имелись тысячи глаз: потрясённых и жадных до зрелищ, возбуждённых и уставших, ненавидящих и подёрнутых слезами. У толпы было множество ртов, способных с лёгкостью заглушить и вой полицейских сирен, и вышколенный оркестр, и голоса приглашённых певцов, но людское море лишь монотонно вздыхало и шелестело, словно прибойная волна, разбившая о скалу всю свою ярость. Плотное кольцо любопытных, подпирающих дружину, поредело. Оставшиеся с недоумением взирали на возящегося в пыли солдата. А тот нелепо барахтался, мажа кровью серые камни, бестолково тряс головой и вертелся, натыкаясь на трупы сослуживцев.

— Ему выкололи глаза, — сглотнув ком в горле, выдохнул Драган. — Это невозможно… Как же? — жалобно уставился он на остальных. — Надо что-то сделать!

— Поздно, — помолчав, произнёс Линчик.

— Но нам ведь этого не простят! Господин Толдон, вы же сами говорили! — обескураженно повернулся к послу рыжий. — Имидж страны, внешняя политика… Генерал, пошлите кого-нибудь! Если мы проявим милосердие, нам это зачтётся!

— Какое милосердие? — военный раздражённо двинул в сторону стул, оказавшийся на его пути к депутату. — Вы на парня внимательно сейчас посмотрите! — генерал с силой пихнул ему свой бинокль. — Кого вы предъявите общественности? Замученного калеку? Полутруп? Нас ещё и преступниками потом объявят!

— Я с самого начала был против самосуда, но… мистер Драган, вы же сами цитировали народную мудрость, — заметил посол, с сочувствием глядя на молодого человека, — и вот теперь она верна как никогда. Спасать уже некого…

Депутат замер. В одеревеневших пальцах подрагивал бинокль, воспользоваться которым было выше его сил. Подняв голову, он встретился взглядом со старшим товарищем. Стеван отвернулся.

— Ради будущего… ради свободы… — тихо попросил наставник, — надо потерпеть… Мы не можем дискредитировать революцию,