Эта девушка чиста, как ангел. Она зажгла в моей душе негасимый огонь мечты. Потеряю – останусь во тьме.

РОНАЛЬД. Христианин обязан жениться на христианке. В нашей армейской части я создал общину христиан–миссионеров. Нас более ста человек. Мы не позволим тебе видеться с этой иноверкой! Будешь сидеть под арестом, пока не забудешь ее!

Райс закрывает оба окна на защелки.

РОНАЛЬД. И еды лишаю на двое суток! Голод тебя образумит!

Райс садится в армейский джип, покидает территорию воинской части. Воспользовавшись ситуацией, Рузвельт пробирается к камере гауптвахты, передает Буонарроти его аккордеон.

БИЛЛ. Представь, все телеканалы сообщили, что к звездам отправлен тысячный космический аппарат! Наш, американский, аппарат!

Буонарроти, приняв инструмент, принимается за его настройку. Лицо у парня печальное, в глазах поблескивают слезы.

ДЖОН (играет и поет).

Наш спутник вышел на орбиту.

Меж звезд земным орлом парит…

Чего ж душа моя разбита,

А горе вышло из орбит?..

Здесь, на Земле, майор жестокий

С любимой разлучил меня…

Нельзя мне ни в какие сроки

Ту скорбь на счастье обменять…

Наш спутник вышел на орбиту.

Меж звезд земным орлом парит…

Чего ж душа моя разбита,

А горе вышло из орбит?..

* * *

На посту с оружием в руках стоит Билл Рузвельт. Мимо несколько раз туда и обратно проходит с опущенной чадрой девушка. Наконец солдат не выдерживает, останавливает ее.

БИЛЛ. Чего тут фланируешь? Террористка из «Аль–Каиды»? Приглядываешься, куда сподручнее метнуть гранату?

ДЖАМАЛ. А если я присматриваюсь к тебе? Если ты мне по нраву?

БИЛЛ. За пять минут влюбилась?

ДЖАМАЛ. Тебя я приметила давно.

БИЛЛ. Когда? Где?

ДЖАМАЛ. В зверинце.

БИЛЛ (смеется). Там я был в шкуре тигра или леопарда?

ДЖАМАЛ (смущенно). Ты был в своей шкуре. То есть в армейском мундире. Тебе понравилось дразнить шимпанзе в вольере. Одна из обезьян, то есть я, вступила в игру – и сорвала с твоего пальца кольцо.

БИЛЛ (с напускной строгостью).Ты что – обезьяна? А ну открой лицо!

ДЖАМАЛ (откидывает чадру). Я – работница зоопарка. В тот день у нас заболел самец шимпанзе, ради забав с которым многие горожане и посещают зверинец. Вот мне и пришлось надеть синтетическую «шкуру» самца, чтобы заменить его. Ты играл со мной – и не заметил, что пальцы у меня с маникюром?

БИЛЛ (хохочет). Но сейчас и обезьяны красятся (солдат с интересом рассматривает привлекательное лицо девушки). Ты что, придумала историю с кольцом?

ДЖАМАЛ (показывает кольцо). Если отказываешься – оставлю себе.

БИЛЛ (берет в руки кольцо). Мое. Но я готов подарить его за поцелуй.

ДЖАМАЛ (улыбается). Неужели обезьяна понравилась?

БИЛЛ (разводит руками, сохраняет ироничный тон). Выбор небольшой. Человечество – сплошной зверинец.

ДЖАМАЛ. А солдат Джон Буонарроти к какому виду зверей относится?

БИЛЛ (предельно серьезным тоном). Он – исключение. Джон – гомо сапиенс до мозга костей. Его душа – в музыке, ум – в измерениях Вселенной. И он – мой друг.

ДЖАМАЛ. А я подруга Беназир. Она и твой Джон – это, если говорить по–вашему, современные Ромео и Джульетта. Разлуке они предпочтут смерть. Ты и я обязаны их спасти!

БИЛЛ. Каким образом?

ДЖАМАЛ (играя глазами). Разве настоящий мужчина нуждается в совете женщины? В полночь я ожидаю тебя вон за этими кустами (указывает рукой на заросли можжевельника).

* * *

Буонарроти читает записку от Беназир и как бы слышит ее голос.

БЕНАЗИР. «Помнишь, я уколола кактусом мизинец, выступила капля крови – и ты выпил ее… Глядя в тот миг на тебя, я подумала: всю до капли кровь отдам – лишь бы быть с тобой, целовать твои глаза… Но завтра мне предстоит идти под венец с нелюбимым. Этого требуют мои родители. Отец избил меня, одел цепи, приковал к кровати. Саддам подкупил близких мне людей деньгами, посулами, припугнул «карой Аллаха». Окружающие меня люди не в состоянии понять, что моя любовь выше их забобонов. Что мое чувство к тебе святее всех религиозных догм, законов и обычаев. Отец и мать не осознают, что своею корыстью, своими предрассудками обрекают свою дочь на гибель. Я уже приготовила яд – успела до того, как приковали. У меня, правда, теплится надежда, что Бог услышит мои мольбы. Ведь Бог, помню, ты говорил, один и для мусульман и для христиан, и для всех землян. Неужели он допустит надругательство над нашими чувствами? Я загадала: если так произойдет, то это будет означать, что не он правит миром, а дьявольское мракобесие и людская ограниченность…»

Прочитав записку Беназир, Буонарроти не находит себе места, бьется о стену головой в тесной камере гауптвахты.

ДЖОН. Жизнь любимой в опасности. А я ничем не могу помочь. Меня заперли в этой клетке, словно опасного зверя. Как выбраться отсюда? Есть ли способ спасти Беназир?

ГОЛОС. Есть!..

Джон в замешательстве… Тут же чьи-то сильные руки вталкивают к нему в камеру Геллу.

ГЕЛЛА. Узнав о твоей беде, я сразу же выхлопотала свидание. Все говорят о какой-то твоей безумной любви к шиитке. Неужели ты забыл, что я прибыла из Штатов после твоего письма, в котором грусть сочеталась с тоской и отчаянием. Я добилась у госсекретаря перевода сюда на должность психолога войсковой части, задействованной в охране посольства. Все нас считают женихом и невестой. И вдруг у тебя скоропалительный роман с другой. К тому же – с мусульманкой. Рональд говорит, что ты готов отречься от христианской веры, лишь бы быть с ней.

ДЖОН. И она готова отречься от своей веры – лишь бы быть со мной.

ГЕЛЛА. Любовная иллюзия в XXI веке? Смешно! Разве не проще ни от чего не отрекаться – просто жениться на мне? Прежде я не решалась – а теперь готова идти под венец.

ДЖОН. Это невозможно.

ГЕЛЛА. Почему? Мы оба христиане. Не позорь меня! Ведь я здесь с миссионерской миссией! Ни за что не отдам тебя шиитке!

ДЖОН. Неужели не понимаешь, что лампа лжи не дает света? Ты тут за полгода со всеми начальниками переспала – выторговывала лучшие условия. Я стремился тебя полюбить, но не смог. А Беназир любить не хотел, но посмотрел в глаза – и ощутил, что она моя, а я ее – навеки. К ней никто никогда не прикоснется, и я ни к какой женщине, кроме нее, никогда не прикоснусь. Ты называешь это чувство безумием? Но поверь: ради того, чтобы продлить его