Васильевна и ее бездетная сестра, с печальными большими глазами, резко отличались от серой массы заводчан. В том числе и от моей мамы, имеющей не еврейские, немного грубоватые крупные черты лица и коренастую фигуру. Кстати, моя тетка Пира (она с 1919г. рожд., в начале 90-х уехала с семьей дочери Лены в Канаду), а также многочисленные ее братья, а мои дядья, тоже не были ни внешностью, ни характером похожи на евреев. (Дядя Заля в первые дни войны попал в плен, и немцы его не тронули, посчитали за армянина, как он рассказывал).

Друзья-близнецы довольно часто ездили в Петушки и от ответа на вопрос «зачем?» ‑ всегда уклонялись. По-видимому, им было запрещено говорить на эту тему с кем бы то ни было. И вряд ли они в те годы, так же как и я, понимали, что происходит и почему, даже очень близким друзьям, нельзя было раскрывать эту тайну.

Однажды Сашка спас меня, когда мы купались. Я залез на мелкое место в воду. Плавать я еще не умел, прошел немного вперед и……начал тонуть, т.к. провалился в яму. Закричал, конечно. Он вытянул меня из воды нахлебавшимся, но живым. После этого я быстро научился плавать хотя бы «по-собачьи».

Теперь немного о жизни рабочих завода в довоенный период.

Тяжелейший физический труд, практически на всех этапах производства кирпича и, в основном, ручной! Особенно на участке выставки только что вывезенного на вагонетках из печей обжига кирпича. На тачках его перевозили на площадки, где он остывал и потом загрузка на ж/д платформы. Дядя Заля там поработал один год и при первой возможности ушел, хотя был крепким, коренастым парнем выше среднего роста ‑ очень тяжелый труд! И уехал на комсомольскую стройку ‑ строить город Комсомольск – на Амуре. По-другому уволиться тогда было невозможно! Вернулся он оттуда перед самой войной и начал работать на заводе электромонтером.

Рабочие с семьями жили в кирпичных бараках ‑ общий коридор, и каждой семье по комнате метров по пятнадцать – двадцать. Удобства – на улице, вода – из колонки на улице. Общей кухни не было – готовили на керосинках в комнатах. И что характерно, пьяных на улице не было! А на нашем 6-ом участке был один откровенный алкоголик из соседнего домика ‑ дядя Митя Еремин. Жену его мы звали «Еремиха» ‑ тетя Нюра, – высокая женщина с хищными чертами лица. Этот дядя Митя не дожил до войны. Когда не было водки, он пил денатурат. А когда и он кончился в один из запоев, он выпил стакан керосина и умер. У них было два сына, лет на 10 старше меня – Володька и Костя, высокие, сильные парни. Они водили голубей, а мы, малышня, им помогали. Далее они и Еремиха будут упомянуты в запомнившихся эпизодах.

По-моему, народ не голодал. (Что это за чувство, я узнал во время войны и сразу после). У всех были небольшие огороды. Но, жили бедно. Одевались скромно. Основной одеждой была телогрейка. Многие питались в столовой. Был магазин, где было полно продуктов, в том числе водка, вина, красная и черная икра в больших банках стояла на прилавке. А пиво было только одного вида ‑ Жигулевское. Но всегда были большие очереди.

Моими друзьями были, в основном, дети ИТР завода и жили они совсем в других условиях. Не в бараках, а в отдельных небольших домах с отдельными квартирами. А у директора завода вообще был отдельно стоящий одноэтажный пятикомнатный дом с огромным яблоневым садом. (Лет через семь после войны в нем жили мои родители и Розина семья. Как они туда попали, я не знаю).

Вспоминается один трагический случай. Взрослые ребята решили сделать очередной ночной налет на директорский сад. Как-то перелезли через забор, набрали за пазухи еще зеленые яблоки и тут их прихватил сторож. Двоих он поймал и здорово поколотил. Они долго лечились, а Костя Еремин, так и остался с изуродованной рукой. На фронт его не взяли из-за этого.

Однажды, летом, я решил проверить возможность парашютирования с сарая, держась за зонтик. Прыгнул и до сих пор помню, как приземлился! Понял, что зонтик – не парашют.

Вот так мы и жили до начала войны 22 июня 1941 года!

Этот день я прекрасно помню, но об этом – в следующем разделе.

1.2. Война!

Теплое солнечное утро, выходной день. (Тогда воскресений еще не было, были пятидневки и выходной). Около 12-ти вбегает в дом Роза и с криком ВОЙНА! включает на всю громкость радиолу. Выступал сдавленным голосом Молотов.

ТАК НАЧАЛАСЬ ВОЙНА ДЛЯ НАШЕЙ СЕМЬИ!

К середине июля дом опустел. Забрали всех дядьев. Все погибли, кроме Зальки (всех дядьев я звал только по имени), он попал в плен и появился только в 47 году. После освобождения из плена он еще два года искупал свою «вину» на шахтах Донбасса. (Погибли и все братья моего отца, кроме дяди Пети, попавшего в плен и вернувшегося в 47-ом году. (В плену он заболел туберкулезом и после возвращения вскоре умер).

22-го июля, ровно через месяц после начала войны, ночью нас бомбили первый раз! Именно нас, т.к. немцы не смогли прорваться к Москве и сбросили боезапас на западный и юго-западный пригороды. На Москву прорвались только единицы, и сбросили несколько бомб, как писали потом в газете «Правда».

Ночь была безлунная, безоблачная, теплая. Первый раз в жизни я не спал ночью и с восхищением смотрел на происходящее из вырытых взрослыми открытых щелей. Вой падающих бомб, грохот где-то близко расположенных зениток, прожектора, схватившие в перекрестье летящий на Москву бомбардировщик, разрывы снарядов зениток вокруг самолета. А он почему-то не падал! Все это до сих пор стоит у меня перед глазами. И ни какого страха! А наутро мы собирали осколки ‑ продолговатые, тяжелые блестящие, толщиной около одного сантиметра железяки стального цвета с острыми рваными краями. Неизгладимое впечатление!

В конце июля ушел воевать отец. Часть формировалась в Ногинске и через пару недель он с сослуживцами на грузовичке-полуторке приехал. Уже в форме старшего лейтенанта‑воентехника второго ранга с пистолетом на ремне. Отпустили попрощаться с семьей. Ну и, конечно, выпили на радостях. Стол стоял на улице, подходили соседи, приветствовали. Подошла и Еремиха, тоже выпила, и что-то стала ссориться с мамой. И обозвала ее жидовкой. Отец мгновенно среагировал, схватил ее и стал душить. Она вырвалась и побежала к своему дому. Он выхватил из кобуры пистолет и с криком «Убью!» бросился за ней, стреляя