– Вы дерево привезли? – требовательно спросила она у Дозора.

– Нету там такого дерева! – Дозор развел руками. – Не выросло что-то. А может, здешний леший нам его отдать не захотел! – быстро добавил он, пока никто не догадался истолковать его слова как сомнение в мудрости чародейки.

– Зато там был свежий пень! – так же поспешно вставил другой кметь. – Дубовый, как ты говорила. Видно, наше дерево кто-то раньше нас срубил. Тоже, видно, прознали, что дерево для Небесного Огня подходящее.

– Раньше нас? – Держимир сердито прищурился. – Опять раньше нас! Если так дальше пойдет, то и ездить незачем!

– Не тревожься, княже, – успокаивающе и немного заискивающе сказала Звенила. Отвращение князя не составляло для нее тайны, и она готова была на все, чтобы преодолеть его. – До темноты еще есть время. Я найду другое доброе дерево. Нашу удачу никто не отнимет.

Кмети занялись оленьими тушами, разложили яркий огонь. За время путешествия по глухим лесам вдоль Стуженя, где существовала опасность столкнуться с дикарями-личивинами, они привыкли к ощущению постоянной опасности и сейчас чувствовали себя даже свободнее: здешние жители отличались замкнутостью и не были любопытны. Если их заметят местные смерды – они не станут приглядываться, примут за лесную нечисть и пойдут скорее прочь. А от оборотня не спасешься, так что лучше встретить его сытыми и сильными.

Держимир отошел к костру, присел на обрубок бревна, протянул ладони к огню. Дозор устроился рядом. Князь едва заметно двинул бровью: слушаю.

– Я видел тот пень и видел щепки, – шепнул Дозор. – Совсем свежие, и следы от пня уходят к Истиру, где речевины ехали. Как бы княжич Светловой нашу удачу не перехватил, а?

– Нет! – упрямо ответил Держимир, не отрывая взгляда от огня. – Помнишь пожар? Она сделала то, что обещала. И сейчас сделает. Я ей верю.

Дозор ничего не прибавил, а Держимир вдруг встретил темный взгляд Баяна. «Да, она сделает! – словно говорил ему брат, вспоминая ночь громового колеса. – Но во что это тебе обойдется?»

* * *

Становище Велишин, последнее на пути полюдья смолятических князей, располагалось на высоком холме над речкой Велишей, за несколько верст до ее впадения в Истир. Как шлем на голове великана, виднелась стена с заборолом наверху, тесные улицы детинца, большой княжий двор. В воздухе над становищем плыли дымы печек, даже казалось, что можно различить запах жилья – дыма, хлеба. Славенцы повеселели, видя, что до теплого, сытного, долгого отдыха осталось совсем немного.

За месяц путешествия с дружиной Светловоя Смеяна успела повидать столько становищ, что ее уже не занимали ни высокие стены, откуда можно увидеть всю округу чуть ли не на день пути, ни терема княжьего двора под лемеховыми крышами, ни конюшни и амбары, ни мельтешение чужого народа. На улицах было шумно, велишинцы толпились у ворот, во все глаза рассматривали речевинского княжича с его дружиной. А Смеяна старалась угадать: приехала ли уже глиногорская княжна?

На крыльце терема стояли только мужчины. Смеяна почти не слушала, как они приветствуют Светловоя, а все оглядывала окошки терема. Много ли увидишь зимой, да еще снаружи, через серую слюду?

– А это кто? – раздался вдруг надменный голос. – Тоже с вами, что ли?

Быстро обернувшись, Смеяна встретила взгляд холодных бледно-голубых глаз глиногорского воеводы Прочена. Она не знала, кто это такой, но этот человек сразу вызвал в ней какое-то враждебное чувство.

– А это наша ведунья, – тут же отозвался Миломир и протянул руки Смеяне, чтобы помочь ей сойти с седла. – Она нам раны заговаривает, лихорадки отгоняет всякие. Сам знаешь, батюшка, в походе то-се…

Но Прочен, не особо приняв к сведению объяснение Миломира, быстрым цепким взглядом соединил Смеяну и Светловоя.

В гриднице речевинов встретил князь Скородум.

– Здравствуй, здравствуй, дружок! – быстро говорил он, протягивая навстречу княжичу разом обе руки. Своим простым и сердечным поведением он так сильно отличался от Велемога славенского, что Смеяна ни за что не угадала бы в нем князя. – Рад, что ты добрался наконец. Мы уж тебя ждали-ждали… И догонять трудно, и ждать трудно, особенно если догнать не хочется…

Тонкие пряди белых волос, ниспадавших на плечи из-под богатой шапки, длинные висячие усы, красный нос глиногорского князя выглядели так забавно, что Смеяна едва сдержалась. И это-то муж первой красавицы говорлинских земель, княгини Добровзоры! Но потом Смеяна поймала его взгляд и перестала смеяться. Голубые глаза смолятического князя рассматривали Светловоя с жадностью и притом с каким-то тревожным сочувствием. Это был добрый и сердечный человек, и она вздохнула: ведь и ему вся эта повесть со сватовством дочери стоила немалых тревог.

– Ну, иди сюда, – продолжал он. – Вот она, моя дочь.

Вдоль стен, увешанных ткаными и вышитыми коврами, сидели на лавках несколько женщин. В глаза Смеяне сразу бросилась молодая стройная девушка – ее невозможно было спутать ни с кем. Грач не обманул, рассказывая о ее необычной, ни на что не похожей красоте. Кмети рассказывали, что глиногорскую княжну прозвали Золотая Лебедь – теперь Смеяна видела, что Дарована заслужила это прозвище. Ее волосы оказались золотисто-рыжеватыми – светлее, чем у Смеяны, с более мягким и чистым блеском. А цвет глаз точно совпадал с оттенком волос – Смеяна не поверила бы, что так бывает, если бы не увидела сама. На княжне была верхняя рубаха из мягкого красновато-коричневого шелка, расшитая сложными узорами из мелких кусочков янтаря, искусно подобранного по цвету от прозрачно-желтого до темно-коричневого, почти черного, и ничто другое не могло бы лучше подойти к ее облику. На руках ее блестели браслеты из кусочков огненного янтаря, оплетенных тонкой золотой сеткой. Не верилось, что такую красоту сотворили человеческие руки.

В сердце Смеяны вспыхнула зависть – редкий, чуть ли не впервые явившийся гость. Княжна Дарована тоже уродилась рыжей, но это не мешало ей быть прекрасной, как солнечная дева-вила. Она так хороша, так знатна, и отец любит ее больше жизни – стоило только поймать нежный и тревожный взгляд удрученного князя Скородума, устремленный на дочь, чтобы убедиться в этом. И в придачу Дарована станет женой не кого-нибудь, а Светловоя! Лучшего жениха на всем свете! Если бы Мать Макошь предложила Смеяне занять место Дарованы, она не пожалела бы ничего за такое счастье. Оказывается, и независтливый нрав остается таким лишь до тех пор, пока не встретится нечто по-настоящему достойное зависти.

Однако лицо Дарованы, румяное, без веснушек, с ровными мягкими чертами, показалось ей чуть-чуть печальным, и Смеяна удивилась: о чем может грустить такая красавица?

При виде жениха княжна встала, и Смеяна тут же заметила, что та не выше ее ростом, но гораздо стройнее. И пристально взглянула на Светловоя: что он?

А он – ничего. Принял чашу из рук Дарованы, поклонился, поблагодарил. И хоть бы что-нибудь еще сказал! Нет, его лицо оставалось таким же спокойным и задумчивым, будто перед ним не стояла одна из лучших невест всех говорлинских земель. Так же он мог бы смотреть на любой воротный столб. «Ослеп он, что ли? – искренне негодовала Смеяна. – Такой подарок ему от Макоши, а он что?»