— Вы с Дасти обе могли бы поучиться у них шарму.

Рамона сморщила нос.

— Ты хочешь, чтобы мы, как они, полировали ногти и красили лица? Научились бы моргать ресницами и ворковать: «О, Мигель, какой же ты большой и сильный парниша!»

— Не преувеличивай, Мона. Это вы с Дасти перебарщиваете. Вы обе смотрите мужику в глаза и чувствуете себя оскорбленными, если он замечает, что вы женственны.

— Мы требуем, чтобы с нами обращались на равных.

— Ладно, на равных, но почему не признать разницу между мужчинами и женщинами? Ведь только благодаря ей и крутится Земля. Отрицая это, вы лишаете себя одного из главных удовольствий в жизни.

— Ты просто хочешь заманить Дасти в койку.

Ухмыльнувшись, Мигель покачал головой:

— Я говорю не только о сексе. Когда я открываю перед женщиной дверь, я делаю ей комплимент. Я не пытаюсь соблазнить ее и не намекаю, что сама она не в состоянии открыть дверь. И почему бы вам с Дасти не сказать «спасибо», вместо того чтобы отвечать свирепым взглядом?

Рамона закатила глаза и сделала глоток вина.

— Посмотри на маму, — настаивал Мигель, забыв о своем пиве. — Ей сорок восемь, двадцать лет как вдова. Одна управляет рестораном и вырастила четверых детей, но не забывает, что она женщина. Мужчины все еще спешат открыть перед ней дверь из удовольствия видеть ее улыбку.

— Но она не вышла снова замуж.

— Но не потому, что ей не представился такой случай. Ты слишком молода, чтобы помнить папу. Они очень любили друг друга, а любому мужчине трудно конкурировать с призраком.

— И она всегда ставила нас и ресторан на первое место. — Рамона уставилась в свой стакан. — Хотела бы я помнить отца, какими счастливыми они были. Может, тогда я легче бы переносила ее приставания с замужеством.

Мигель усмехнулся:

— Женщина не может без мужчины, и...

— ...мужчина не может без женщины, — закончила Рамона любимую присказку матери и подняла свой стакан. — За ее выдержку, за тебя и за меня. — Она допила вино и поставила стакан. — Мне, правда, нравится Дасти.

— Эта цыганка без дома? Она ни разу не упомянула свою семью. Ты бы чувствовала себя очень одинокой на ее месте.

— Я бы не отказалась так пожить. К тому же мне есть куда возвращаться. — Она пожала плечами и переменила тему. — Меня удивляет, однако, твое влечение к Дасти.

— Я хочу поделиться с нею моим мнением о различии полов. — Мигель склонил голову в притворном смущении.

— Ты видишь в ней вызов. Слышал, как она назвала тебя ресторанным Ромео? На твой крючок она не попадется.

— Думаешь, она имела в виду меня? — нахмурился Мигель. — Словно я неразборчивый повеса.

— Похож.

— Да нет же. Я люблю женщин, — признался он, — и нравлюсь им. Я наслаждаюсь их компанией и разговорами с ними, будь то в постели или нет. Судя по их рассказам, многие мужчины не слушают женщин, не воспринимают всерьез их чувства и мнения. Я же слушаю их. — Отпив пива, он улыбнулся — и гордо, и смущенно одновременно. — Хочешь — верь, хочешь — не верь, но я переживал, отказывая женщине.

— Могу поверить в это, — хихикнула Рамона. — Я видела, как ты смылся через заднюю дверь от женщины, которая строила тебе глазки целый вечер.

— Чем старше, тем разборчивей я становлюсь.

— Да ты никогда не останавливался ни на одной женщине.

Мигель беспокойно заерзал на табурете и, отводя глаза, тихо сказал:

— Я хочу жениться и наблюдать, как растет мой ребенок, хочу, чтобы жена ждала моего возвращения с работы. — Он вздохнул и отхлебнул пива. — Но когда отношения становятся обыденными и я начинаю привыкать к тому, что каждое утро просыпаюсь в постели с одной и той же женщиной, я бегу от нее как черт от ладана. — Он криво ухмыльнулся. — Может, мне нужен целый гарем. Разбаловался я, пока рос с тремя сестренками.

— Командовал нами, — добавила Рамона. — Если ты ищешь жену, которая подавала бы тебе шлепанцы, то Дасти на такую роль не годится.

— Не следует недооценивать власть мужчины над женщиной.

— И наоборот, — парировала она. — Скорее всего, тебе придется подавать ей шлепанцы!

— Ну, ты меня знаешь.

— Ты можешь пожалеть. — В ее голосе подтрунивание сменилось озабоченностью. — С Дасти не соскучишься.

— Обо мне не беспокойся. Я себя в обиду не дам. А вот, что с Дасти не соскучишься... — Он чокнулся с ней. — Я пью за это.

Дасти затормозила и уставилась на заросшую травой лужайку, ведущую в небольшой каньон. Прямо перед собой она видела глубокую борозду, оставленную летними ливнями. Спуск станет испытанием и для автомобильных тормозов, и для ее умения водить машину. Двигатель бледно-желтого джипа уверенно урчал, пока она оглядывала множество приборов на щитке. Все вроде в порядке. Мотор не перегрелся от медленного крутого подъема. Ее отец поставил на джип «виллис» 1948 года двигатель «Америкэн Моторс». Любители старины насмехались над этим гибридом, но ей он нравился. Джип доставлял ее в любое место не хуже новехоньких дорогих автомобилей.

У нее не оставалось времени на спуск в каньон. Субботний вечер обещал много работы в «Маргарите», и она не хотела опаздывать. Но и поворачивать назад тоже не желала. Неделя поисков по старым горным дорогам не принесла удачи — Дасти так и не нашла приводившего ее в ярость человека, как не отвадила и проявлявшего к ней повышенное внимание Мигеля. Ее влекло к Мигелю, но она не собиралась влюбляться в ресторанного Ромео с глазами, зовущими в постель. В Пайнкрике Дасти находилась только по одной причине: она хотела найти мужчину, который где-то здесь, в горах, искал золото. Этот каньон казался многообещающим. Вода, как слышала Дасти от знающих людей, смывала золото с холмов и откладывала его в местах медленного течения и в наносах. Заросшая травой луговина на дне каньона — подходящее место для накапливания золота.

Выжав сцепление и включив первую передачу, она начала спуск с холма. За каждым новым поворотом ей встречалась какая-либо написанная от руки вывеска:

«Убирайтесь, вы здесь нежеланны», «Возвращайтесь», «Мы ничего не покупаем», «Поворачивайте назад».

Увидев последнюю, она улыбнулась. При всем своем желании повернуть она не могла. Ее джип едва умещался на дороге, и, преодолевая любой бугорок, она молилась, чтобы за ним не оказалось здорового валуна или поваленного дерева. Ее отнюдь не привлекала перспектива возвращаться по серпантину задним ходом.

По мере спуска красноватые сосны и белесые стволы осин уступили место можжевельнику, дубам и кактусам. Ивы и смоковницы выстроились вдоль ручья на дне каньона. Алые астры и желтые маргаритки расцвечивали зеленую лужайку.

Через неторопливый мелкий поток был перекинут разболтанный деревянный мост. На цепи висел щит с объявлением, запрещающим проезд. Как и на других вывесках, краска на щите вылиняла. Автора всех этих предупреждений давно уже здесь не было.