Впереди замаячили чьи-то спины. Неужели и он смог догнать кого-то из деревенских, удивился Афанасий. А, конечно, старики и старухи. Они брели плотной группой, опираясь на клюки, поддерживая друг друга, не давая упасть. Вот молодцы, подумал купец, эти-то своих не бросают, но держаться возле них точно не стоит, таким старым нипочем не убежать. Он взял чуть правее, обходя группу по дуге. В конце концов, это не его война, не его народ и от местных дел лучше держаться…

Перед ним с треском обрушилось деревце. Иные затрясли листвой, согнулись, застонали. Пригибая их к земле, втаптывая в почву кусты в рост человека, на прогалину вышел слон. Уши прижаты к голове, хобот свернут в кольцо, маленькие глазки смотрят исподлобья зло и тупо. К каждому бивню зверя привязан длинный, кривой меч без рукоятки. На спине поверх попоны – обшитая медью башенка, в которой – пятеро или шестеро хорасанцев, вооруженные кто самопалами[1], кто короткими саблями. Еще один, возница, сидел на загривке зверя, сжимая в руке похожий на короткий багор посох, заточенный, с крюком у основания наконечника. Им он колол зверя в шею, заставляя поворачиваться в нужную сторону.

Увидев Афанасия, слон замер, подняв ногу для следующего шага, да так и не опустив. То ли с испугу, то ли просто от неожиданности. Башенка на его спине качнулась. Хорасанцы повалились друг на друга, хватаясь за борта и крича. На землю посыпалось выпущенное из рук оружие. Один воин, разодетый как павлин, перевалился через борт, скатился вниз, с треском ломая ветки. Дернулся и затих. Слон поставил ногу на землю, башенка снова качнулась. Воины внутри нее взвыли. Возница тоже закричал, колотя пятками по ушам слона и тыкая ему прямо в темя острие своего багра. Слон закрутился на месте. Массивная серая нога придавила барахтающегося в траве вельможу. Раздался пронзительный крик. Перекрывая его, грохнул выстрел. Пуля вздыбила землю возле ног купца. Башенку заволокло сизым пороховым дымом. Слон поднял к небу хобот и издал тот самый рев, что тверич принял за голос боевого рога.

Афанасий метнулся в сторону, под сень деревьев. Еще одна пуля ободрала кору возле самого его лица. Хищно прошелестели над головой несколько стрел. Затопотал слон, усмиренный и пущенный по его следу. Затрещали подминаемые чудовищным весом зверя кусты.

Купец нырнул под поваленный ствол, перекатился, вскочил, протиснулся сквозь рощицу тянущихся из одного корневища деревьев. Скатился по склону неглубокого овражка, с ужасом слушая, как трещит, погибая под ногами слона, та самая рощица. Вскарабкавшись на склон, стремглав проскочил через еще одну рощицу. Прижался спиной к стволу дерева толщиной в восемь обхватов, прислушался. Вроде, отстали. Не отважились пускать слона в такой густой лес с оврагами? Или просто решили не связываться? С чего бы? Для слона лес – место привычное, да и товарищ их пострадал сильно, если зверь его и вовсе насмерть не затоптал. Почему отстали-то? А, вот оно что!

Сквозь густые кусты он разглядел двигающихся плотной цепью загонщиков. В основном, хорасанцы в блестящих на солнце медных панцирях. Скорее не для защиты, а чтобы издалека отличаться от местных. В руках короткие копья, которыми они то и дело ударяли себя по нагрудникам чуть ли не с колокольным звоном.

Вкупе со слонами, с которых отлично видно беглецов в густой растительности, – загон по всем правилам. Потому воины на слоне рассудили, что и он общей участи не избежит, попадет в загон, а уж там они его найдут и поквитаются. А даже если и не поквитаются, ничего хорошего загнанным в такой охоте все равно не светит.

Только вот куда их всех гонят? Впрочем, скоро будет ясно, подумалось ему. За цепь так просто не выбраться, разве только распадок какой поискать, овражек или ямку, чтоб укрыться незаметно. А когда мимо пройдут, бежать в другую сторону что есть духу.

Он снова нырнул в лес, стараясь убраться подальше от пеших хорасанцев и от сотрясающих землю слонов, высматривая подходящее убежище. Но на глаза ничего подходящего не попадалось. Несколько поваленных деревьев, под которыми не затаиться и кролику. Какие-то норы, по сравнению с коими тот овражек – просто ущелье. Все не то. А шум за спиной не утихал, приближался. Кольцо преследователей сжималось.

Впереди опять замаячили старики и старухи. От усталости они уже едва ползли, еле переставляя ноги. Присоединиться к ним, затеряться, авось не заметят. А старики кому нужны. С ними возни больше, чем от них пользы. Да нет, чай не Русь, где напрасное душегубство грехом считается. Здесь порядки другие, переколют всех, как тетеревов, и вся недолга. Да и не смахивает он на индуса, а тем более на старика, хоть и осунулся сильно.

За спиной опять грохнул выстрел. Заревел слон. Афанасий испуганным зайцем прыснул туда, куда убежали более молодые жители деревни. Они-то уж наверное знали окрестности получше. Хотя и хорасанцы не просто так облаву устроили, сначала посмотрели, куда гнать. Вот попал, думал он, а ноги сами несли его подальше от преследователей. И боль в боку стала тише. С испугу, что ль?

Впереди наметился какой-то просвет. Что-то блеснуло серо-голубым. Вода? Река? Точно. Неширокая и злая, она с шумом перекатывала буруны грязно-илистых вод через острые камни. А вот и жители деревни. Столпились на небольшой безлесной полянке недалеко от полуторосаженного обрыва. Загон. Теперь сильные мужчины, коих там едва ли дюжина наберется, могут либо принять бой и лечь под копьями, либо прыгать в воду и стараться выплыть. Женщины и дети остаются в руках хорасанцев всяко, им в такой реке не выжить. Ну, а старики – он прислушался к долетающим из леса крикам – уже и не жильцы.

Афанасий выбежал из леса. Надо же, а индусы-то подраться решили, подивился он, глядя, как выстраиваются мужчины перед женщинами подобием клина и извлекают из складок одежд кинжалы с волнообразными лезвиями. И пацанята с ними. Эх, поубивают ведь не за понюх, грустно подумал купец. Хотя, ежели б, скажем, татары напали, и он бы за своих перед чужими встал, а не сбежал бы позорно. На то они и свои. Хорошо, хоть тут бог миловал, не послал испытания, думал он, проверяя, крепко ли затянуты пропитанные жиром мешочки с порошком.

Уверившись, что не протекут, Афанасий перекрестился и стал спускаться в мутную, вобравшую в себя грязь окрестных полей воду, хватаясь за низко нависающие ветви и вымытые из земли скользкие корни. Спустился, сразу утопнув по колено. Постоял мгновение, привыкая к дикому напору мутной воды. Следующий шаг. Воды сразу стало по пояс. Вверив себя богу, отпустил ветку.

Его подхватило, понесло, закручивая в водоворотах. Острый камень ударил под ребра. Еще один зацепил колено, оставив на нем болезненную царапину. Набежавшая сзади волна накрыла с головой. В легкие хлынула вода. Плюясь и отфыркиваясь, он вынырнул на поверхность, заработал руками. Перевалил еще через одну стремнину, вздрогнул, услышав сквозь рев реки крики. Храни господь ваши души, хоть и не христианские.

Рядом с его плечом раздался сочный шлепок. Взметнулся фонтан брызг, с небольшим опозданием долетело эхо выстрела. Заметили, гады, мелькнуло в голове. Теперь уж за все посчитаются.