развернулась, поднялась по ступеням и на кухне тщательно отмыла руки до самых локтей. А потом села за стол и ждала, пока не хлопнет дверь в подвал и не появится брат.

— Вымой руки, — сказала она ему. — Вообще нам лучше вымыться целиком. Обоим.

— Давай.

Наверху располагались две ванные комнаты. Джил заняла ту, что ближе к их спальне. Тщательно оттерев себя, она надела халат, который прежде, наверное, принадлежал маме, подобрала его и туго обвязалась поясом, чтобы подол не волочился по полу. После сгребла их одежду и запихнула в стиральную машину.

Человек, по губам которого Джил пыталась читать, исчез. Серый экран хранил лишь одно изображение: надпись «беззвучный режим», светившуюся желтым. Другие каналы тоже были пусты: тот же серый экран, то же беззвучие.

Пришел брат, в шортах и тапочках.

— Есть не собираешься?

— Потом, — ответила Джил. — Что-то не хочется.

— Не против, если я поем?

Она пожала плечами.

— Думаешь, это папа? Там, в подвале.

— Да, — отозвалась Джил. — Не представляла, что мертвые так выглядят.

— Я видел его. Я тебе не поверил тогда. Но потом увидел. И он хлопнул дверью в подвал. Я слышал.

Джил молчала.

— Думаешь, мы его еще увидим?

— Нет.

— Думаешь, это все? Он хотел, чтобы мы его нашли, и мы нашли. И это все, что он хотел?

— Он говорил нам, что умер, — произнесла Джил бесцветным голосом. — Он хотел, чтобы мы знали, что он нам помочь не сможет. Что мы теперь сами по себе. Так будешь есть?

— Да.

— Подожди, я тоже. Ты знал, что кабельное отключено?

— Оно и раньше таким было, — отозвался брат.

— Я догадывалась. Завтра я хочу прогуляться. Помнишь те ворота, мимо которых мы проезжали?

Он кивнул:

— Тополиный холм.

— Да. Я схожу туда. Может, ворота не заперты. А если заперты, то там много деревьев, а стена не очень высокая. Хорошо бы ты пошел со мной, но если не хочешь, я и одна справлюсь.

— Пойдем вместе. Давай есть.

Наутро они вышли из дома, плотно прикрыли кухонную дверь, при этом убедившись, что не заперли ее, и пустились по длинной, вьющейся серпантином дорожке, по которой взбирался автобус. Когда дом почти скрылся из виду, Джил обернулась.

— Как будто сбегаем, — сказала она.

— Вовсе нет, — заверил ее брат.

— Не знаю.

— Зато я знаю. Слушай, это наш дом. Папа умер, так что теперь он наш с тобой.

— Не нужен он мне, — нахмурилась Джил, но, когда крыша исчезла за холмом, добавила: — Но это единственный дом, который у нас есть.

Спуск был долгим, но не бесконечным, так что шоссе — если только это можно так назвать — в конце концов раскинулось перед ними направо и налево. Тихое и пустое.

— Мы могли бы поймать машину. Ну, или автобус.

— Тут трава в колдобинах растет.

— Да, вижу. Сюда, Джелли. — Джим махнул рукой, как всегда серьезный и очень, очень решительный.

Джил семенила следом.

— Так ты пойдешь туда со мной?

— Сначала подождем машину. Я отправлюсь с ними, если меня возьмут. И ты тоже.

Она кивнула.

— Но если никто не проедет, я пойду с тобой на Тополиный холм. Может, там кто-то есть, и они нам помогут.

— Уверена, что кто-нибудь есть. — Джил постаралась сказать это с большей уверенностью, чем ощущала на самом деле.

— Кабельное не работает. Я все каналы перещелкал.

Джим на три шага опережал ее и не оборачивался.

— Я тоже. — Это была ложь, но несколько каналов Джил все же проверила.

— Это значит, что в телевизионных центрах никого нет. Ни в одной студии. — Он прокашлялся, и голос его внезапно сделался низким, как у всех мальчиков-подростков. — Короче, живых нет.

— Может, есть кто-то живой, кто просто не знает, как это работает, — предположила Джил и, подумав, добавила: — Может, там, где они находятся, нет электричества.

Джим остановился и посмотрел на сестру.

— У нас ведь есть.

— Значит, люди все еще живы. Вот я к чему.

— Точно! И значит, машина тоже может проехать. Это к чему я.

Небольшой куст, свежий и зеленый, рос, пробив асфальт, прямо посреди проезжей части. Разглядывая его, Джил почувствовала вдруг, как некая неведомая, непознаваемая сила завладевает ими и мягко намекает, что они ошибаются. Девочка вздрогнула и принялась перебирать в голове все неопровержимые доказательства того, что неправ именно зеленый куст. Здесь непременно есть живые люди. Водитель автобуса, например.

Чугунные ворота были на том же месте, что и днем раньше, изящные и внушительные, меж двух колонн. Львы по-прежнему скалились со своих пьедесталов, и чугунная табличка на чугунных прутьях по-прежнему гласила: «Тополиный холм».

— Закрыто, — объявил Джим и брякнул висячим замком — медным, тяжелым, на вид совсем новым.

— Надо попасть туда.

— Надо. Я пойду вдоль стены, хорошо? Посмотрю, как перелезть через нее. Может, она где обрушилась. Когда найду, вернусь.

— Я хочу с тобой.

Подкрался страх, словно повеял легкий, прохладный ветерок. А вдруг Джимми уйдет и она больше никогда его не увидит?

— Слушай, ты же собиралась в одиночку тут все облазить. А если собиралась, значит, сможешь постоять десять минут и подождать машину. Не ходи за мной!

Она не пошла. Но через час, когда Джим вернулся, шагая вдоль внутренней стороны стены, исцарапанный и запачканный, она уже ждала его там.

— Как ты пробралась? — воскликнул он, едва Джил появилась у него из-за спины.

Она пожала плечами:

— Ты первый.

— Нашел дерево, оно высохло и повалилось. Совсем небольшое, так что я подтащил его к стене, залез и спрыгнул.

— Значит, обратно ты выбраться не можешь, — сказала Джил и направилась по дорожке, ведущей прочь от ворот.

— Что-нибудь придумаю. Ну а ты как тут оказалась?

— Пролезла между прутьями. Очень тесно. Вряд ли ты пролезешь. — И почти зло добавила: — Давно здесь жду.

Подъездная дорожка вела вверх по холму, петляя между стройными стволами, и Джил представляла манекенщиц, дефилирующих в зеленых нарядах. Большая входная дверь большого квадратного дома на самой вершине холма была заперта, а внушительный медный дверной молоток вызывал на крыльцо лишь протяжное, пустое эхо.[11]

Хорошенькая перламутровая кнопка звонка, которую нажимала Джил, заставляла бряцать колокольчики где-то в глубине дома, но никто так и не вышел.

Заглянув в окно слева от двери, она увидела деревянное кресло с коричнево-оранжевыми подушками и серый экран телевизора. В углу красовалась яркая желтая надпись «беззвучный режим».

Обойдя дом, дети нашли незапертую кухонную дверь.

Свет погас, когда Джил снимала с противня отварную солонину.

— Это значит, больше не будет горячей еды, — сказал она брату. — Она электрическая. Плита.

— Скоро включат, — заверил ее