Мистер Спинк зажал свой плащ под мышкой и теперь стоял, засунув обе руки в карманы и позвякивая лежавшими в них монетами, словно колокольчиками, – это была самая приятная на свете музыка для его ушей. Мужчина заметил валяющийся на полу кошель и пристально поглядел на него, затем наклонился к Джиму, который испуганно отпрянул от его хриплого дыхания.

– Я старый человек и наклоняться не буду. Подними этот кошель, сынок.

Джим нагнулся, поднял кошель и протянул его мистеру Спинку, но мужчина лишь грозно сверкнул глазами.

– Он пуст, сынок? Пуст? – Он произнес это таким тоном, будто не верил своим словам. Затем мужчина обвел взглядом комнату и увидел у очага тряпку, в которой вчера Джим принес пирог, – на ней виднелись крошки и пятна от подливы. Он отшатнулся, словно увиденное поразило его, а затем перевел взгляд на детей и их мать.

– Вы ели пирог вчера вечером?

Девочки молчали.

– Ели, сынок?

– Да, – прошептал Джим.

– И что, это был чудесный мясной пирог, такой горячий, да с подливой?

– Я не знаю.

Горло Джима сдавило, словно в нем застрял кусок пирога, который никак не удавалось проглотить. Мальчик поглядел на Эмили, которая стояла, сжав губы с такой силой, что они превратились в узкую полоску, на Лиззи, которая сидела, качая головой, так что волосы падали на лицо девочки, пряча его ото всех. Посмотрел на мать, бледную и молчаливую.

– Я купил его, – выкрикнул он. – Это был последний мамин шиллинг, но я купил пирог.

Он услышал, как Эмили негромко вздохнула у него за спиной.

Мистер Спинк кивнул.

– Денег нет. – Он снова кивнул, и на миг Джиму показалось, что он поступил правильно, сказав о том, что пирог был куплен на последний мамин шиллинг.

Мистер Спинк вынул из кармана свою потную руку и взял у Джима кошель, засунул в него пальцы, а когда ничего не обнаружил, уронил его на пол и отпихнул в сторону тростью. Затем достал из кармана шелковый платок, развернул его, вытер волосы и лицо, потом как следует высморкался.

– Вот так-так! – произнес он, снова сильно высморкавшись. Джим украдкой бросил взгляд на Эмили, но та не смотрела на брата. – Нет денег – нет арендной платы. – Мистер Спинк снова прочистил нос. – Нет арендной платы – нет комнаты, миссис Джарвис.

– Но нам больше некуда идти, – сказала мать Джима так тихо, что мистеру Спинку пришлось перестать прочищать нос и наклониться, чтобы услышать ее слова.

– Мам, – произнес Джим, – а разве мы не можем вернуться в наш дом? Мне там нравилось больше.

Мистер Спинк расхохотался, и Джиму снова на миг показалось, что он все сказал правильно.

– Когда вы приползли ко мне год назад, вам это место очень нравилось, если я не ошибаюсь. Но если ваш дом подходит вам больше, то ищите своего отца, и пусть он за него платит. Вы можете это сделать?

Джим покачал головой, судорожно сглотнув. Горло снова сдавило.

– Мы здесь вполне счастливы, – сказала мать Джима. – Дайте нам еще немного времени, и мы заплатим за аренду комнаты. Девочки мне помогут.

Мистер Спинк сложил платок и засунул его в карман.

– Я уже все решил, миссис Джарвис. Есть семья, которая хочет въехать сюда сегодня же вечером. Их восьмеро – разве они не заслуживают того, чтобы иметь дом прямо сейчас? И самое главное – они могут мне за него заплатить!

Он набросил на плечи плащ и вышел из комнаты, а семейство осталось в тишине, слушая, как шуршит его плащ и стучит трость по полу, приближаясь к следующей двери.

Холодея от ужаса, Джим наблюдал, как его сестры медленно ходили по комнате, собирая вещи. У них не было мебели, хотя, когда они грузили вещи на повозку, покидая свой дом, казалось, что их очень много. Но постепенно все, что можно было продать, продали, а остальное пошло на дрова.

– Бери свою лошадку, Джим, – сказала Эмили, показывая на деревянную игрушку, которую отец вырезал Джиму на Рождество два года тому назад. – И можешь взять ботинки Лиззи. Они на нее уже маленькие.

Мальчик послушался. Пока еще ботинки были ему велики, чтобы носить, но он сгреб их в охапку, а лошадку положил между ними. Дети стояли в дверях, сжимая в руках узелки, пока миссис Джарвис завязывала чепец и закутывалась в шаль. Она двигалась медленно и бесшумно, словно спрятала все свои мысли глубоко внутри и теперь опасалась их разбить. Наконец она собралась. Окинула взглядом пустую комнату. Снег перестал идти, и в окно светило бледное солнце.

– Мам… – позвала Эмили.

Миссис Джарвис внимательно поглядела на дочь.

– Уже иду.

– Но куда мы пойдем?

– Я найду для нас дом, – отозвалась мать. – Не волнуйся.

В это утро миссис Джарвис использовала почти все оставшиеся у нее силы. Она повела детей прочь из трущоб, где они прожили последний год. Они шли по улицам, пока наконец не оказались в гораздо более тихой части города, где дома были большие и красивые. Миссис Джарвис прислонилась к каким-то перилам, чтобы отдохнуть. Эмили присела рядом, с любопытством глядя на мать.

– Теперь, мои дорогие, все зависит от вас, – сказала детям миссис Джарвис. – Я собираюсь отвести вас в дом, где когда-то работала, только вы должны вести себя хорошо. Обещаете мне это?

– Мам! Конечно, обещаем, – ответила за всех Эмили.

Миссис Джарвис кивнула.

– Да. Вы у меня всегда ведете себя хорошо, – сказала она. – Хоть что-то в этой жизни я сделала правильно.

В окне у них за спиной запел зяблик. Он сидел в небольшой клетке и мог лишь запрыгнуть с пола на тоненькую жердочку, а затем снова соскочить на пол – прыг-прыг, скок, вверх и снова вниз.

– Послушайте эту птицу, – сказал Джим.

– Они поют, когда находятся в одиночестве, – сказала ему Эмили. – Он поет, потому что зовет подругу.

– Бедняжка! – сказала Лиззи. – Поймали тебя в клетку.

– Нам пора идти, – сказала мать. – Я хочу познакомить вас с единственной подругой, которая есть у меня на свете. Ее зовут Рози. Вы слышали, как я говорила о Рози из Большого дома?

Дети согласно закивали. Когда-то давно их мать работала на кухне его светлости, но до сих пор продолжала рассказывать истории о тех временах.

– И если Рози нам не поможет, – вздохнула она, – то не поможет никто.

Эмили помогла матери подняться, и они медленно пошли дальше, останавливаясь, когда мимо проносились кареты.

Когда они наконец дошли до Большого дома, миссис Джарвис настолько устала, что присела отдохнуть на ступенях. Дети глазели на высокое здание.

– Мы будем здесь жить? – спросила Лиззи.

– Он слишком величественный для нас, Лиззи! – одернула сестру Эмили. Несмотря на то что ей было всего десять лет, она знала, что такая семья, как их, не может жить в столь роскошном доме.