выпить вы хотите, то берите водки литер, это ж Питер, тётя, ну шо, берёте?” [2] — проговорила ехидно Хэла.

— Боже, вы… Вы тоже из Питера?

Хэла мотнула головой не соглашаясь.

— Можно на ты. Выпить-то будешь?

— Что? — смутилась Мила.

— Ну и водку можно, — лукаво подмигнула собеседница.

Она улыбнулась и Милена увидела очаровательную кривоватую, но очень добрую улыбку — обычно такая легко располагает к себе людей. Взгляд серых, кажется, глаз был озорным. Вокруг них была слабая сетка морщинок.

— Я никогда не пила водку, — честно призналась девушка.

— Бывает, — повела головой Хэла. Потом встала и вернулась обратно с глиняной, так по крайней мере показалось, кружкой. — Держи.

Милена взяла её в руки. На дне было немного жидкости, которая по запаху напоминала водку.

— Это что?

— Вдохни и залпом пей, — кивком приказала ей женщина, ослушаться не получилось.

Мила хлебнула и поняла, что обожгла себе все внутренности, закашлялась и сжалась.

— Хэла, эй… — кто-то из мужчин, которые так никуда и не делись, видимо напрягся от реакции Милены на этот крепкий алкоголь.

— Нормально всё, достопочтенный митар, всё с вашей ведьмой хорошо будет, — ответила она и и заглянула Милене в глаза. — Откуда песню-то знаешь?

— Мой брат слушал, — отозвалась та.

— А какие ещё песни знаешь?

— Прыгну со скалы, — сама не понимая зачем стала перечислять всплывающие в голове названия песен Милена, — Кукла колдуна, Камнем по голове, Лесник, Смельчак и ветер…

— Во, сойдет, — прервала её Хэла. — Запевай.

И к своему ужасу Милена начала чеканить слова, которые видимо навсегда были в её голове:

— Я ведь не из робких,

Всё мне по плечу.

Сильный я и ловкий

Ветра проучу… [3]

И Хэла ухмыльнулась, подхватила и продолжила:

— Был сильный ветер, крыши рвал

И несмотря на поздний час

В округе вряд ли кто-то спал

Стихия не на шутку разошлась…

Она пела и Милена подпевала ей совершенно по инерции. И кто-то ещё подпевал, хотя она и не видела кто.

Всё происходившее стало окончательно нереальным, безумным, словно уже не сон, а странный фильм, с нелепыми музыкальными вставками. Но несмотря на всё это внутри у Милы разлилось невероятное тепло, мысли стали гибче и в какой-то момент ей стало совершенно всё равно — она пела песню с безумием и отвагой, уже не пытаясь дать отчет тому, что происходит.

Когда они допели в комнате прибавилось народу. Пришли несколько мужчин одетые в коричневые одежды, как тот, которого Мила уже видела. Возле неё оказалась пожилая дородная женщина с приятным мягким и добрым лицом, и, словно наседка, стала квочить вокруг так и сидевшей на полу Милены.

— Белая, богам слава! Белая! Ох, крошечка какая, а худенькая, но это мы поправим. Хэла, а точно белая?

— Точно, — кивнула Хэла, в руках которой тоже была кружка. — Звать-то тебя как, тётя?

— Мила, — отозвалась девушка. — Милена, в смысле.

— Это что, два имени, одинаковых? — смутилась женщина, которая суетилась возле нее.

— Нет, одно, — ухмыльнулась Хэла. — Просто Милена это полное, а Мила короткое, сокращенное.

— Вот те раз, а я вот Мита, и никаких коротких или длинных.

Хэла кивнула.

— Слыхала, Милка моя, выбери что-то одно.

Девушка кивнула, голова пошла кругом, а кружка как-то незаметно наполнилась чем-то прохладным и вязким. Она в недоумении смотрела внутрь и не понимала, как это вообще получилось.

— Пей, это уже не водка, — отозвалась Хэла.

— А если ты не из Питера, то откуда? — решилась спросить девушка и хлебнула напиток, который оказался сливочным ликером, но не таким сладким, как она привыкла дома.

Хэла хитро улыбнулась и запела:

— Этот город самый лучший город на Земле,

Он как-будто нарисован мелом на стене… [4]

Голос у неё был приятным, не резким, не высоким. Она умела менять интонацию, но высокие ноты не тянула, да это и не было нужно. Это пение было похоже на семейные застолья, когда все собирались за большим столом и распевали с душой. Милена почувствовала себя дома и на глаза снова навернулись слёзы. Она пыталась вспомнить — песня была про Москву. Значит Хэла оттуда.

А дальше хмельная голова её окончательно отказалась что-то понимать. Пели уже все девушки — их было около десяти, но точно посчитать не получалось. Все они были одеты в серые, словно шерстяные, платья, доходившие им до щиколоток. На ногах у них были мягкие туфли, напоминающие балетки. Хэла вообще была босой, но может это Милене казалось — она переставала быть уверенной уже хоть в чем-то.

Они пели и пили, поили мужчин. Девушек прибавилось. Те, что пришли, были одеты в такие же длинные платья, но разных цветов, не серые. Всё стало каким-то сумбурным, смешалось, будто это тематическая вечеринка. И Мила бы усмехнулась этой мысли, если бы внутри не разрывало на части страхом, что это происходит на самом деле.

Девушки в сером пели песню, которую Милена не знала, но почему-то казалось, что она ей знакома. Пели они складно, ладно, так что можно было заслушаться и разрыдаться. Хэла была артистичной, живой, невероятно красивой женщиной, на которую хотелось смотреть во все глаза. И Милена хваталась пьяным разумом за неё, видела как та, протягивает кружку мужчине со шрамом, и было подозрение, что там точно не сливочный ликёр, а что-то покрепче. И при этом Хэла была такая игривая, озорная, невероятно притягательная.

Остальные же девушки бросали взгляды в сторону молодых мужчин — светлого, что притащил Милену во всё это безумие, второго темного, который хватал её за руки, и других, в коричневых одеждах.

“Тебя ждала я, жаль нет крыльев за спиной,

Тебя ждала я, полетела б за тобой

Тебе ждала я, помнят камни и вода

Тебе ждала я, но осталась здесь одна…” [5]

Мужчины странно улыбались. Милена могла поклясться, что они смущались. Чувствовали себя не в своей тарелке, хотя почему-то она была уверена, что с ними всеми это происходит не впервые.

А потом одна из девушек в сером попросила Хэлу спеть песню про зиму. Женщина нахмурилась, но остальные девушки подхватили просьбу. Кто-то даже сказал, что поможет ей петь. Они были похожи на голубушек, воркующих на своих насестах. Хэла всё не начинала петь и тогда одна из девушек запела робко и мягко начало:

— Белая зима, ой, пришла да не спросила,

Лютая пришла, серебром снегов укрыла.

Превратила в лёд мою душу и сердечко,

Замерзшими слезами покрыла речку.

Потом протянула руки Хэле, которая была явно старшей среди них. Она сдалась и подхватила:

— Белая зима принесла недобры думы.

Солнце спряталось, да на небе полнолунье.

В