— Может, из-за этого случая Исмаилова и решили перевести к нам?

— Вряд ли. Уж сколько всяких таких случаев было. Я же говорил, они без конца с Элеонорой цапаются. И потом… Он же ничего не сделал. Подумаешь, непочтительно с классной говорил! Сама виновата: тетради куда-то дела, а мы — переписывай! Младенец и тот не поверит про такого припадочного маньяка. По такому поводу не родительские собрания и педсоветы собирать надо, а самой Элеоноре сделать хорошую выволочку! Беречь надо тетради с контрольными! Нам, видите ли, домой их не дают, чтобы родителям пятерки показать, а учителям почему-то все можно! Зачем диктанты домой тащила? Проверяла бы в школе!

— Наверно, ты в чем-то прав, — согласилась Люда, посмотрела на его пустую тарелку, чуть припорошенную тертым сыром, и покачала головой: — Ну, Вовка, по-моему, ты все-таки опять наелся от пуза! Наверно, специально мне зубы заговаривал, чтобы натрескаться побольше!

— Ничего не специально… Но ты согласись, что новость стоила какой-то жалкой тарелки макарон!

— Пожалуй.

— Может, она еще и на стаканчик компотика потянет, а?

— Ты уже пил!

— Так это когда было? Надо же запить макароны!

— Ага! Знаю я тебя! Тебе сначала запить, потом заесть, потом снова запить, потом опять заесть!

— Ладно, Людка, не жмись! Все равно уж наелся! Дай компотика, а?

— На! — Она шлепнула на стол перед Пономаренко стакан. — Пей и выметайся! Нам уроков задали — пропасть! Особенно по физике!

— Люсенька… А ты не могла бы… — вкрадчиво начал Вова, и Люда моментально поняла, что ему надо.

— Люсенька решит тебе физику только в обмен на английский! — строго оборвала его она.

— Заметано! — обрадовался Пономаренко. — Какая страница?

— Посмотри у меня в дневнике и катись отсюда!

Закрыв за Вовой дверь, Люда пошла мыть посуду. Она намылила тарелку и замерла с ней над раковиной. Если все, что сказал Пономаренко, правда, то Исмаилова посадят с ней, потому что в классе больше нет ни одного свободного места. С тех пор, как Вова перешел в другой класс, она уже пятый год сидела за партой одна, к чему давно привыкла. Со всеми девочками класса она находилась в ровных приятельских отношениях, но задушевных подруг у нее не было. Это ее нисколько не расстраивало. Люда была одиночкой по натуре. Вовы Пономаренко ей вполне хватало, чтобы обсудить школьные дела, телевизионные фильмы, книги, компьютерные игры и бесцеремонно выгнать его из квартиры, как только обсуждать ей это надоест.

Она положила недомытую тарелку в раковину и прошла в комнату к зеркалу, роняя с мокрых рук мыльные капли. Ну, вот она — Людмила Павлова, ученица 9-го «А» с физико-математическим уклоном: гладкое невыразительное лицо со светлыми бровями и ресницами и бледным тонким ртом. Она никогда не красилась, с тех пор как, однажды попробовав, показалась себе такой же вульгарной, как Муська Чернова. Далее идут узкие покатые плечи, которые, возможно, хороши были бы для декольтированных платьев все того же восемнадцатого века, но никак не для современных футболок, топов и спортивных курток. Что касается талии, то она, довольно тонкая, была бы хороша, если бы за ней следовали узкие бедра. Поскольку бедра были, как уже говорилось выше, далеко не узкими, то талия казалась чересчур тонкой, рюмочной, а потому несовременной. Люда мыльными руками сдернула с кресла накидку и обернула тяжелую гобеленовую ткань вокруг талии. Вот так совсем другое дело! Ей надо ходить в длинных юбках, потому что в них она кажется почти такой же тонкой, как Аринка Дробышева. Кстати, Аринка иногда приходит в школу в длинной узкой юбке с разрезом. Может быть, и ей, Люде, попробовать? Нет… Она и ходить-то в таких нарядах не умеет… И обувь нужна другая. И вообще, класс завалится в коллективный обморок, если она вдруг снимет джинсы и припрется в юбке с разрезом до бедра. Все сразу решат, что она это сделала специально для Исмаилова.

Классная руководительница 9 «А» с физико-математическим уклоном сидела перед директрисой и очень нервно оправдывалась:

— Ольга Константиновна, не мне вам объяснять, что мои дети — не гуманитарии! Сочинения — это не их профиль! Но они всегда участвуют в олимпиадах и по математике, и по физике, и по химии. И, заметьте, всегда получают кучу дипломов и грамот! А информатика! Уже несколько лет мои дети держат первые места по Петербургу! В этом году, думаю, мы вообще сразим комиссию наповал! Людочка Павлова, такая светлая головка, будущий гений программирования, придумала потрясающую компьютерную игру. Они с Кондратюком уже разрабатывают второй уровень… или уже третий… Ну, не важно! Графика, конечно, не очень… Не художники они — это ясно… Зато все остальное, как сейчас говорят, — просто супер!

— И тем не менее, Антонина Петровна! — продолжала гнуть свою линию директриса, совершенно не вдохновившись компьютерными достижениями светлой головки Людочки Павловой. — Вы же знаете, что негуманитарные вузы в ближайшее время собираются изменить подход к экзамену по русскому и литературе. В стране развелось такое количество полуграмотных людей, что порой противно слушать дикторов центрального телевидения, читать прессу и даже иногда — школьные учебники! А 9-й «А» — это наша гордость и надежда! Они должны успевать по всем предметам, и я настоятельно требую, чтобы они приняли участие в школьной олимпиаде по русскому языку и литературе. Вы же в курсе, что городская олимпиада имеет творческую секцию, куда дети представляют свои рассказы, эссе, стихи, наконец! Такие же конкурсы мы предусмотрели и в нашей школе. 8-е — 9-е классы — самый расцвет школьной любви, и я не поверю, что никто в 9-м «А» не пишет стихов о любви!

— Скорее писали! Раньше, когда были маленькими. Румянцев еще в пятом классе родил что-то вроде…

— Вот видите! Для пятого класса это почти что Пушкин! И я просто уверена, что сейчас Румянцев может сочинить что-нибудь и получше!

— Ну нет, — усмехнулась руководительница 9-го «А». — Его нынешний жанр — это исключительно объяснительные записки, типа «Почему я плохо веду себя на уроке биологии»!

— Работать надо с детьми, Антонина Петровна! Поговорите с Юлией Владимировной, их учительницей русского! К концу недели вы вместе с ней просто обязаны выявить в 9-м «А» поэтов или прозаиков! Вот, видите, я записываю у себя на календаре, что в следующую среду жду вас с Юлией Владимировной у себя в кабинете со списком учащихся 9-го «А», которые примут участие в олимпиаде по русскому с литературой сначала в школе, а потом и в городе! Идите и работайте!

Антонина Петровна вышла из кабинета директора школы в очень удрученном состоянии. Где взять поэтов с прозаиками, если почти все ее девятиклассники серьезно занимаются математикой, ездят на подготовительные курсы колледжей и даже на малые факультеты вузов, и у них почти совсем не остается свободного времени! Ну, ладно… Литература может еще и подождать, по крайней мере сегодня. Сейчас ей, Антонине Петровне, предстоит еще одно не менее неприятное дело: знакомство с новым учеником Сеймуром Исмаиловым и ввод его в коллектив 9-го «А» класса. На педсовете она выступала против такого странного, на ее взгляд, педагогического хода, когда в хороший класс намеренно суют проблемного подростка. И это уже не говоря о том, что он не сможет успевать за усложненной программой 9-го «А». Этот Сеймур — та самая ложка дегтя, которая способна испортить бочку меда. Она, Антонина, пестовала свой 9-й «А» уже пятый год, любила этих детей, как своих собственных, и вот теперь ей подкладывают бомбу замедленного действия в виде Исмаилова, писаного красавца и, похоже, крупного негодяя.