— Я сюда не забиралась, — ответила я. — Я здесь очутилась.

— Мама, ты невозможная! — взбунтовалась Тамарка. — Чем тытам занимаешься? Сколько можно тебя ждать? Сейчас же отправляйся ко мне!

— Тома, я бы с удовольствием, но жизнь порой закладываеттакие виражи — уж не знаю, увидимся ли мы вообще, — со вздохом призналась я.

Меня качнул порыв ветра, посеяв панику в рядах спасателей.

— Только не вздумайте прыгать вниз! — завопил ласковый изокна справа.

— Держитесь крепче! — посоветовали с предыдущего этажа.

— Мужайтесь! — взвизгнул психолог.

— И держусь, и мужаюсь, и не собираюсь прыгать, — заверила яих. — Как вам только в голову такое приходит. Мне Тося крупную сумму должна.Кто с нее спросит, если я прыгну, расписки-то я не брала.

— Иду к вам, — сообщил ласковый и опять попытался поставитьна карниз ногу.

— Стоять! — дурным голосом завопила я и добавила:

— Иначе вдребезги разобьюсь. — Ласковый панически вернулся вокно.

— Вы же должны получить крупную сумму, — напомнил психолог.— Зачем вам прыгать?

— Не сошли ли вы с ума? — рассердилась я. — С чего вы взяли,что я собралась прыгать? Видите, как за выступ держусь — пальцы побелели.Только и мечтаю на карнизе остаться.

Психологу и это не понравилось.

— Зачем вам оставаться на карнизе? — принялся он меняувещевать. — Вы так обольстительны, так молоды, так здоровы, впереди у васмного радости, счастья.

— Да, когда закончится ремонт, — деловито согласилась я.

— Вот видите, — пришел в восторг психолог. — Жизнь такаяпрекрасная штука. Увидите сами, все трагичное пройдет…

— Что пройдет? — опешила я. — У меня ничего и не начиналось,если не считать карниза.

Эта Тамарка буквально меня замучила. С приятным мужчиной уженельзя побеседовать.

— Мама, что там творится? — прямо в ухо закричала она.

— Отвяжись, — рявкнула я и любезно пояснила психологу:

— Это не вам. Это подруге. Она меня достала.

— А-ааа, так это из-за нее вы на карниз забились? — прозрелнаконец психолог.

— Не знаю, может, и из-за нее. Тамарка вообще-то кого угоднодоведет.

— Так не разговаривайте с ней. Зачем вы с ней общаетесь, темболее с риском для жизни?

— Сама не пойму, — призналась я. — И риск этот существуетвсегда, когда с Тамаркой общаешься. Порой совсем слушать ее не хочу, а всеговорю и говорю. Остановиться никак не могу, она же этим пользуется. Правда,чаще себе во вред.

Произнося последнюю фразу, я почему-то занервничала, потомучто не так уж и част был этот вред. К тому же Тамарка не унималась, все кричалаи куда-то меня звала.

Чуткий психолог, встревоженный моим состоянием, залепетал:

— Успокойтесь, успокойтесь, сейчас вам нужно взять себя вруки и дождаться помощи.

— Только об этом и мечтаю, — призналась я.

— И умница, — одобрил он. — Вы так молоды, так хороши, такумны, так здоровы. Вы должны сберечь себя для общества.

— Только об этом и мечтаю, — не меняя репертуара, повторилая.

— И умница, — опять одобрил меня психолог. — Почему же вы нехотите позволить этому человеку вас спасти?

— Да я только об этом и мечтаю! — завопила я. — Но он же дляэтого лезет на карниз, на котором мне и одной-то тесно.

— Вас это не должно волновать, — успокоил меня психолог. —Вы, главное, не смотрите вниз и покрепче держитесь. Эти люди тренированные, онивас снимут в два счета.

— Ага, вместе с карнизом, — нервно рассмеялась я. — Какая мнеразница, с кем падать — с тренированными людьми или с нетренированными.Подлец-карниз и подо мной одной рассыпается. Нет уж, я лучше дождусь пожарнойлестницы, а вы, если действительно хотите сделать доброе дело, покрепче держитесвоих тренированных людей.

Психолог понял меня превратно и вновь залепетал про мои ум,красоту, молодость и здоровье.

— Да нет же, — возразила я, — вы не правильно меня поняли. Счего вы взяли, что я, с моими умом, красотой, молодостью и здоровьем собраласьумирать? Я жить хочу похлеще вашего.

— Оч-чень хорошо, оч-чень хорошо, — обрадовался психолог. —В том же духе и продолжайте.

— Только этим и занимаюсь, — заверила я его.

Пожарная машина тем временем выбрала наконец место, уперласьв асфальт своими гидравлическими аутригерами и сразу стала похожа на красногожука, растопырившего лапы. Все это не скрылось от внимания психолога, который,увидев те же аналогии, решил меня приободрить.

— Видите, какой умный жучок, — засюсюкал он. — Потерпите,уже немного осталось. Сейчас вам выдвинут лестницу, по которой вы спуститесьвниз.

Мне сразу сделалось дурно. Представив себя на длиннющейхлипчайшей лестнице, я не увидела продолжения своей биографии, а ведь как онакрасиво писалась все эти сорок (с хвостиком) лет.

А «жук» действительно приподнял толстый сэндвич сложенных впакет лестниц и стал поочередно выдавливать их вверх, в мою сторону. Лестницывытягивались в тонюсенькую дрожащую ленту и угрожающе приближались. Перекладинасамой продвинутой выглядела уже вполне реальной, но основание! Оно превращалосьв ниточку, исчезающую в том месте, которое соприкасалось с машиной. Язапаниковала.

Вместе с лестницей ко мне приближался и пожарный в полномбоевом снаряжении: брезентовая роба, множество ремней и блестящих карабинов,топорик за поясом и каска. Я запаниковала еще сильней. Топорик же меня простодобил.

— Зачем ему топорик? — закричала я, конкретно ни к кому необращаясь и ни на кого не указывая.

Но все сразу поняли, о ком идет речь, и бросились меняуспокаивать. Громче всех кричала Тамарка, которая непостижимым образомдогадалась, что я в опасности, и, как истинная подруга, сочувствовала мне всемсердцем и чем могла вредила.

— Мама, — вопила Тамарка как резаная, — я с тобой, а вседураки! Не бери в голову, а еще лучше, пошли всех в жопу и отправляйся ко мне.

Естественно, что после такого родственного жеста я сталарассчитывать только на Тамарку, а потому завопила в ответ:

— Тома, срочно приезжай и забери меня отсюда!

— Да, мама, да, — сразу согласилась Тамарка. — Так я ипоступлю, потому что без меня ничего не будет. Это уже очевидно.

Вот за что люблю Тамарку, так это за ее конструктивность:никаких лишних вопросов. Она сначала сделает дело — крепко сделает — а потомуже разбирается, как, что, почему, кому это нужно и нужно ли это вообще. Потомуона и процветает. Только у таких решительных людей дела и ладятся.