Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стул, старенький, с потертой полировкой и обивкой очень легкий, во всяком случае для того, кто периодически гирями балуется. Сережа, в этот момент, вновь сунувшийся со своей дубиной, чтобы меня по локтю «приободрить», еле успел уклониться от летящих по широкой дуге ножек стула, которые через удар сердца, с размаху, воткнулись в прозрачное стекло, легко прошли сквозь частый переплет деревянной рамы и пробили насквозь второй слой двухмиллиметрового стеклянного листа. Острые, как бритвы, осколки, с веселым звоном хлынули на улицу и во внутрь кабинета. Внизу раздались гневные начальственные крики.
— Что ты наделал! — Мишаня бросился к окну, пытаясь оценить размер ущерба и наличие жертв. Сережа бросился от стула, который я, вывернув из переплета окна, бросил в него. А затем, Миша, вытянувшийся у деревянного переплетя, стараясь не порезаться о кинжально-острые лезвия стекол, торчащих во все стороны, и увидеть, что твориться внизу, почувствовал, как жесткая рука обхватывает его шея, вздергивая вверх беззащитный подбородок, и тот, кто только что, с растерянным видом, сидел за столом, дергая рукой, охваченной стальным кольцом, внезапно оказывается плотно прижавшимся за Мишиной тушкой, вынужденной изогнуться назад и привстать на носочки. А еще через мгновение, мигом вспотевший, лейтенант милиции Свешников почувствовал что-то острое, что впилось снизу в нежную кожу шеи, которую тут же опалило жаром, и даже шустрая струйка какой-то влаги, потекла вниз, под рубашку.
Я пригнувшись, жестко обхватил сгибом локтя Мишину шею, второй пристегнутой рукой воткнув в кожу обмякшего от неожиданности Миши ноготь большого пальца и пристально грядя в круглые, как у совы, глаза Сережи, орал в Мишино ухо:
— Папу, папу веди, бегом, Свешникова давай.
На мое счастье, Миша палец у артерии воспринял серьезно, и не пытался сделать какие-то глупости, типа вытащить пистолет или активно отбиваться от меня, что могло привести к печальным результатам. В коридоре хлопали двери, в кабинет, через оставленную, ускакавшим от нас Сережей, открытой дверь, заглянуло несколько лиц, которые тут же прятались, после чего раздалось несколько характерных щелчков. Если Мишин папа не в здании, придется сыночка отпускать, иначе я это уже на тормозах не спущу.
Наконец дверной проем заслонила крепкая фигура мужика в костюме и галстуке, который мгновенно оценив обстановку, крикнул в коридор, чтобы все убрали оружие. Потом мужчина обернулся к нам бледным лицом:
— Что ты хочешь?
— Всех убери подальше
— Слышали, все отошли.
Несколько силуэтов мелькнули за спиной мужика, лицом сходного с моим заложником.
— Полковник Свешников?
— Да, это я, что ты хочешь.
— Я хочу, чтобы вы дали мне слово, что сами разберетесь со мной по справедливости, а не эти два солобона.
— А ты — кто?
— Милиционер Дорожного отдела. Меня Гудима вызвал, допросил как свидетеля, этим клоунам сказал меня отпустить, а они решили все «темняки» города на меня повесить. Начали бить, к трубе приковали, в процессе драки стекло разбили. И, мне кажется, сейчас здесь будет генерал, если на него стекло не упало.
— Ты нож убери, потом я с тобой буду разговаривать.
— У меня ничего нет! — Я оттолкнул от себя Мишу, вскинул в стороны пустые руки и тут же получил по носу от бледного сыночка.
Полковник схватил Мишу за руку, не дав тому, ударить меня еще.
— Да, я тебе дою слово офицера и коммуниста, что я с тобой разберусь сам. — - — Но папа….
— Заткнись, Миша….
— Миша, отойди от него, выйди вон….
— Вы товарищ полковник скажите меня отстегнуть и пошли куда ни будь отсюда — я закинул голову вверх, чувствую во рту соленый привкус.
— Зачем?
— Минут через пять суда придут разбираться, почему на генерала стекла сбросили. И если я буду здесь, будет трудно объяснить, что рама была неплотно прикрыта и от ветра стекло разбилось.
— Отцепите его и тащите в четыреста двадцатый кабинет
Глава 3
Глава третья. Слово чести.
Меня завели в какой-то кабинет, после чего все разбежались. Со мной оставили Сережу, который, не выпуская из руки свою дубинку, сидел за столом у двери, перекрывая мне возможность побега. В коридоре громыхал чей-то начальственный голос. Очевидно, что на этаж поднялся главный шериф, и, то что с высоты четвертого этажа, падают стекла, пришлось ему не по вкусу.
— Серега!
Злобный взгляд из-под насупленных белесых бровей и презрительное молчание было мне ответом.
— Серега, если генерал сюда войдет, тебе конец!
— Почему?
— Эту дубинку тебе не положено иметь, и даже в руках держать. А я весь в крови. А когда генерал войдет, то я сделаю вот так — я изобразил, как в испуге зажимаюсь в углу: — и тебе дубинку в попу засунут, до самой рукояти.
— За что?
— За то, что попался.
Серега, со вздохом, попытался засунуть дубинку за шкаф с бумагами, но тот стоял слишком близко к стенке. Тогда он наклонился и закатил дубинку под шкаф.
Минут через десять начальственный рык в коридоре прекратился, и в кабинет зашел раскрасневшийся полковник Свешников, который взмахом руки отослал Серегу прочь. Доставать дубинку из-под шкафа, на