— Большое спасибо, господин Инквар. Здоровье… это… хорошо.

Еще раз кивнул, повернулся и потопал со двора, напрочь забыв и про успевшую спрятаться Солу, и про недопитую брагу.

Едва он скрылся из вида, бойкие служанки наградили скромного постояльца воздушными поцелуями. Впрочем, довольно скоро они по очереди заявились на мансарду, обменять их на живые и весьма горячие. Настолько жаркие, что лишь к следующему обеду парень нашел время обдумать странное поведение Чауса. И очень скоро понял, какими путями шли в тот момент мысли бондаря.

За несколько дней до этого происшествия он продал Чаусу яд для крыс, и как раз когда получал деньги, из-под лавки выскочила откормленная и бесстыжая хвостатая гостья.

Рука сама выдернула из стола длинное шило, один из обычных инструментов травника, и в следующий момент серая нахалка лежала посреди комнаты вверх лапками.

— А чего ж вы их своим ядом не травите? — задал бондарь вполне закономерный вопрос, и Инквар, поглядев на него очень укоризненно, веско сообщил:

— Так ведь нельзя же здесь! Целебные травы везде лежат! А ну как крысы вначале по яду потопчутся, а потом, к примеру, по сушеной малине. Вот выпьешь ты чаю от простуды — и того…

В тот раз бондарь ушел очень задумчивым.

Ну а после случая с горшком Инквар так и не удосужился спросить, чего же Чаус столь сильно испугался — его меткости или возможности получить яд? Ученику искусника вдруг стало катастрофически не хватать времени: все девицы, которые до этого считали его просто хорошим, смирным парнем, внезапно рассмотрели, какой он необыкновенно красивый, стройный, ловкий и смелый. И наперебой старались всячески доказать, кто из них достойнее его браслета.

Вскоре у Инквара голова шла кругом, но тут вовремя вернулся наставник, обнаружил возле ученика нешуточную суету сразу трех прелестниц и немедленно увез парня в лес.

«И правильно сделал», — крепче стиснул разъехавшиеся было в усмешке губы искусник, теперь, по прошествии почти десяти лет, отлично осознававший, как сильно выручил его тогда учитель. Ведь в тот момент Инквар не был даже по-настоящему влюблен ни в одну из трех девушек, иначе не метался бы между ними, не зная, кого выбрать.

И Лил ему тоже не нужна, да и он ей, если трезво рассудить, ни к чему. Она сейчас просто ошибается, принимая сочувствие к его бедам за особое отношение. И зря взирает на искусника таким загадочно-нежным взглядом, его этим не пронять.

Ну а если он поймет, что девчонка принимает свою влюбленность за серьезное чувство, то первым делом примет все меры, чтобы помочь ей избавиться от напрасных иллюзий. Разумеется, действовать Инквар постарается как можно деликатнее, не допустит никакой грубости или ехидства. Одаренные и без того чутки и ранимы, а когда подпадают под власть сильных эмоций, и вовсе становятся хрупче фарфоровых цветов. Однако оставить ей надежду и проявить хоть минутную слабость тоже нельзя, проверено на собственном опыте.

«Придется сварить себе зелье спокойствия», — осознал Инквар, но додумать не успел. Дверь снова распахнулась, и в комнату вслед за Ленсом ворвались полуодетые Гарвель с Дайгом.

Добежали до постели, уставились на искусника внимательными взглядами, в которых сквозь тревогу ясно светились радость, забота и еще что-то, не совсем понятное, но, несомненно, доброе, и от всего этого у Инквара вдруг защипало в носу. Он болезненно скривил губы, поймал сочувствующую гримаску на лице горбуньи и сразу вспомнил про данное себе обещание.

— Лил… — Собственный голос, глуховато прозвучавший под черепом, показался искуснику незнакомым, и он на миг смолк, собираясь с силами. Но тут же, не желая давать горбунье повода для жалости, как можно увереннее добавил: — Идите отдыхать.

В зеленых глазах полыхнуло откровенное удивление, быстро сменившееся недоумением, затем обидой, и наконец в них застыло столь знакомое упрямое безразличие.

«Так-то лучше», — перевел дыхание искусник.

Гарвель, коснувшись рукой плеча горбуньи, с мягкой улыбкой что-то неслышно сказал ей.

Девушка крепче сжала губы, мгновение помедлила, потом не спеша встала, оправила юбку и так же неторопливо направилась к двери. Ленс смятенно глянул на нее, перевел тревожный взгляд на Инквара, и тот, не выдержав, еле заметно подмигнул ученику. Будто глаз дернулся, но парнишка все понял правильно, выдохнул облегченно и помчался за сестрой.

Темный лес, и как же он умудрился так вляпаться, охнул про себя Инквар, только теперь сообразив, что для мальчишки вовсе не было тайной внезапное нежное чувство сестры.

— Дед! — бесшумно помотал перед лицом напарника рукой Дайг. — Как ты?

— Ничего не слышу, — снова глухо буркнул Инквар.

Теперь, когда рядом были эти двое, в нем пробудилась призрачная надежда на помощь.

— Сейчас, — пообещал напарник, поднимая одеяло, которым Инквар был укутан до самого подбородка, оглянулся на Гарвеля и отдал какое-то распоряжение, как понял Инквар по следующим действиям ювелира.

Через минуту тот показал искуснику листок, на котором было начертано: «Извини, тебя пришлось привязать. Сейчас освободим».

Брови Инквара удивленно изогнулись. Это чем таким он отличился, что друзья решились на крайние меры? Но спрашивать ничего не стал, терпеливо следил, как ловко и уверенно они распутывали мягкие кожаные ремни, привязывающие его руки к телу, обернутому еще одним одеялом.

Затем распутали ноги, и Инквар, приподняв одну, понимающе усмехнулся. Как выяснилось, спал он в сапогах и верхней одежде. Это явно Дайг, наслышанный про предосторожности искусников, не разрешил его раздевать.

Гарвель осторожно освободил верхнюю часть туловища Инквара, повергнув того в невольное изумление: оказывается, его голова была плотно обложена кучей подушек и думочек и обернута грубым шерстяным дорожным одеялом.

Разматывая искусника, друзья смотрели на него с тревогой и опаской, а их руки действовали все медленнее.

— А теперь? — так же беззвучно спросил Дайг, обеспокоенно глядя в глаза напарника, и тот, сообразив, какой вопрос может их интересовать, так же глухо буркнул:

— Не слышу.

Дайг и Гарвель переглянулись, стремительно и привычно, как могут только люди, столько пережившие вместе, что между ними не остается никаких недомолвок. Инквар огорченно сжал губы — у него такого друга пока не было. Все те, кому он доверял и кто никогда не откажет в помощи, жили своей жизнью, не деля с ним своих секретов и забот.

Внезапно телохранитель наклонился, почти задев волосами щеку Инквара, потом его уха коснулись пальцы, осторожно подергали и отпустили. А в следующий момент перед глазами появилось задумчивое лицо Дайга. Он рассмотрел Инквара с уважительной серьезностью и что-то сказал.

Искусник только хмуро хмыкнул. Выходит, напарник и сам уже понял, что слух к нему не вернулся. И зря он торопливо пишет на листке слова утешения, Инквар в них ни капли не нуждается. Знал, на что шел.