«Крайняя целесообразность!» — таков был девиз Управления стратегических служб.

О майоре Шонесси впервые мы услышали после взятия Шербура.

Очевидцы в один голос утверждали, что он бесстрашно вывел джип на позиции немцев около порта. Рядом с Шонесси сидел капрал, говоривший по-немецки. Капрал, бывший служащий отеля в Карлсруэ, должен был призвать немцев сдать город без сопротивления. Гитлеровский гарнизон сдался, и прежде всего потому, что призыв капрала эффективно поддержала батарея полевой артиллерии. Капрала при этом ранило осколком снаряда в правое бедро, а о поступке майора через три дня написали газеты «Филадельфиа инкуайер» и «Чикаго трибюн». Последняя напечатала статью с нарочито сентиментальным заголовком, которыми грешат лишь провинциальные газеты: «Парень из нашего города достойно проявил себя».

Таким образом, когда мы встретились с Шонесси, первое боевое крещение у него было уже позади. В то время он был, между прочим, еще капитаном. Звание майора ему присвоили позднее, в Париже…

Наша небольшая группа состояла из людей, хорошо знающих языки. Мы уже успели кое-что повидать, например, несколько жарких деньков на участке высадки «Омаха». Нас было четверо, и мы считались головным отрядом нашей части, которая в то время еще находилась в Южной Англии.

Спустя три дня после взятия Шербура, когда мы, усталые как черти, тащились по шоссе, ведущему от Грап-Кам-сюр-Мер в Изиньи, возле нас остановился джип. Вот тогда мы впервые и услышали вялый, трескучий голос Шонесси.

— Залезайте! — сказал он, увидев, кто мы такие. Вместимость джипа, как известно, беспредельна.

От Шонесси мы узнали, что наша часть прибыла сегодня из Англии и разместилась в старом замке Изиньи. Замок был запущен. Ров, окружавший его, зарос тиной. Наверняка здесь было полно крыс и комаров. У ворот замка стоял часовой. Это был Бенсон. При нашем появлении он неуклюже вытянулся. Форма его показалась нам слишком чистой и нарядной. Он показал нам дорогу в канцелярию.

Итак, после трехнедельного пребывания на фронте нашей четверке предстояло снова включиться в размеренную тыловую жизнь роты. Мы с горечью думали о построениях для осмотра оружия, о чистке пуговиц, несении караульной службы, дежурствах по кухне. Все это после высадки на материк для нас давно уже не существовало.

Когда мы в первый раз построились во дворе замка, Шонесси внимательно, с насмешливой ухмылкой осмотрел нас. Нам зачитали сразу несколько приказов. Один из них категорически запрещал спать в замке. Но все уже знали, что сам капитан Кейвина занял там для себя удобную спальню. Нам, четырем «ветеранам», предписывалось научить своих товарищей по всем правилам отрывать одиночные окопы — укрытия, в которых и надлежало спать.

Вскоре пошел дождь, и мы вчетвером потихоньку расположились на чердаке замка.

Часов в одиннадцать нас разбудил капрал Берман:

— Капитан знает, что вы здесь устроились. Через пять минут он проверит, лежите ли вы в своих норах!

Сэм сбросил на голову говорившего свой сапог.

— Не хотите, дело ваше, — проворчал капрал Берман, бывший бухгалтер текстильной фирмы в Уилмингтоне, штат Делавэр, и поплелся обратно в канцелярию.

Мы как ни в чем не бывало завернулись в свои одеяла.

Минут через десять кто-то во всю глотку начал выкрикивать наши фамилии. По залам замка гулко разнеслось: «На поверку!»

На капитане была пижама с зелеными крапинками, сверху был накинут домашний шелковый халат, тоже зеленый. Капитан был родом из Алабамы и говорил как истинный южанин. Несмотря на его двадцать четыре года, на голове у него уже проступала лысина. По профессии он был саксофонист. Во время обучения новобранцев ему доставляло особое удовольствие заставлять нас чистить отхожие места от Пенсильвании до Мэриленда, чтобы, как он любил повторять перед строем, вышибить из нас все интеллигентские манеры. Он презирал каждого, кто знал больше, чем он сам. Когда ему стало известно, что я регулярно читаю газеты и даже выписываю «Нью-Йорк таймс», то я для него стал человеком, которого он «видит насквозь».

Адъютант капитана, младший лейтенант Роджерс, был отпрыском одного из ведущих семейств Ричмонда. Предыдущую ночь оба они провели в отеле на юге Англии. Теперь же им не терпелось поиграть в солдат-фронтовиков.

— Знаете ли вы воинские уставы? — прорычал на нас капитан. — Известно ли вам, что такое невыполнение приказа? И к тому же еще вблизи от передовой?! А знаете ли вы, что я всех вас могу отдать под суд военного трибунала? И отдам, в этом вы можете не сомневаться!

Но тут отворилась дверь и на пороге появился герой Шербура Шонесси.

— Дружище Кейвина, не рычите вы так. Что натворили эти солдаты?

Капитан стал рассказывать резко, но покорно. Ни для кого не секрет, что воинские звания в УСС — чистая формальность. Поэтому никогда нельзя было быть уверенным, какое звание на самом деле имел капитан УСС Шонесси. С такими людьми лучше всего поддерживать хорошие отношения. Отсюда и покорность нашего капитана.

Шонесси понимал это и, довольный, ухмыльнулся.

— Кейвина, вы невыносимы, — сказал он монотонным голосом. — Эти четверо парней уже три недели на фронте, а вы хотите заставить их валяться в грязи, на улице, когда совсем рядом есть крыша? Идите спать, ребята, — сказал он, обращаясь к нам.

Кейвина фыркнул:

— Кто здесь, собственно говоря…

Но желтолицый Роджерс что-то шепнул ему на ухо.

— Ну хорошо, — проворчал Кейвина. — Но не говорите об этом другим. Не хватало еще, чтобы вся эта банда расположилась в замке.

— Знаете ли, Кейвина, когда вы пробудете на фронте несколько недель, как мы, то не станете так точно соблюдать уставы.

Уходя, Шонесси по-дружески подмигнул нам.

Моя вторая встреча с майором Шонесси состоялась через восемь недель, во время освобождения Парижа. До этого мы находились в Коломье. Наши нескладные и чересчур высокие радиовещательные установки, смонтированные на автомашинах, постоянно привлекали внимание противника, который сразу же открывал по ним огонь. Солдаты за это ненавидели нас. Успехи же наши были практически равны нулю. Отчего все так получалось, мы и сами не могли понять. В нашем лагере в штате Мэриленд был сержант финн по фамилии Авакиви. В прошлом он сражался в Интернациональной бригаде имени Авраама Линкольна в Испании (между прочим, за это его не произвели в офицеры и не послали на фронт). От Авакиви мы узнали об успешном применении громкоговорителей в Испании.

С Восточного фронта время от времени также поступали известия об успехах устной пропаганды. Но никто не мог толком рассказать, к каким методам прибегали русские. Я несколько раз пытался поговорить об этом с профессиональным журналистом капитаном Фридменом, который только что принял руководство нашей пропагандой.