Я перелезаю через ограждение и сажусь на корточки в каком-нибудь полуметре от нее. Кролики обеспокоенно разбегаются в разные стороны, но только не Вафелька. Она продолжает спокойно лежать и уминать свою соломинку. От соломинки остался всего сантиметр, и вот она совсем исчезает у Вафельки во рту. Когда крольчиха принюхивается, то морщит свой светло-розовый нос. Я снимаю варежку и осторожно протягиваю руку. Вафелька обнюхивает ее, как собака. Потом я осторожно глажу ее по белой спинке в вафельных крошках. Шерстка такая мягкая, что ее почти не чувствуешь. Даже мягче, чем бархатная подкладка в Мартином футляре от банджо. Немногие знают, как это – погладить кролика, потому что кролики часто пугаются и убегают. Секрет в том, чтобы не делать резких движений, о-очень осторожно протянуть руку. Хотя сами кролики двигаются быстро, они не любят, когда так делают другие. Я медленно протягиваю Вафельке еще одну соломинку и зову ее:

– Иди сюда, малыш.

Вафелька скачет в мою сторону и садится у моих ног. Когда она так доверчиво прыгает ко мне, ее хвост, похожий на ватный шарик, задирается вверх. Я опираюсь на руку и медленно, медленно усаживаюсь поудобней. Чувствую замерзшую землю сквозь джинсы. Подо мной снег, и я знаю, что промокну, но мне все равно. Вафелька лежит рядом, согревая меня своим маленьким пушистым кроличьим тельцем. Она мой друг. Я доверяю ей то, о чем не рассказывала даже Марте. Ведь есть предел понимания даже у лучших друзей. Хотя я вообще-то не знаю, что на самом деле понимает Вафелька. Но она лучше всех умеет слушать. Может быть, потому что у нее такие большие, длинные уши. Я глажу ее еще и еще. Папа говорит, что животным хорошо, ведь они не ломают голову над проблемами и не беспокоятся о будущем. Извините, но ОТКУДА ему это известно? Может быть, Вафелька ужасно обеспокоена, что ее приятель Орешек приударяет сейчас за Кешью, и она просто в отчаянии от того, что не знает, с кем проведет сегодняшний вечер.

Мама Вафельки тоже раньше жила в Аспуддспаркен – так мне сказали люди, которые здесь работают. Но одним утром два года назад ее нашли тут, она лежала на земле – совершенно мертвая. Неизвестно, почему она умерла. Она не болела и не была особо старой. Наверно, чего-то сильно испугалась, может, какого-то хищного зверя. Он ничего ей не сделал, на теле не было повреждений. Просто она увидела его и так испугалась, что остановилось сердце. Иногда я думаю, что моя мама тоже смертельно испугалась. Только не зверя. Жизни.

Я чувствую, как под шерстью бьется сердце Вафельки. Оно стучит быстро-быстро. Хочу, чтобы оно никогда не прекращало биться.

Я, как обычно, шепчу Вафельке в ее стоящее торчком ухо:

– Вафелька, милая, обещай, что не умрешь до следующего моего прихода. Обещаешь?

Но она уже скачет к деревянному домику, где, прижавшись друг к другу, лежат другие кролики.

Я резко встаю, они пугаются. Снуют по веранде домика.

– Обещай мне! Обещай!

Вафелька не смотрит на меня. Поворачивается попой с маленьким пушистым шариком. И не собирается давать никаких обещаний.

Я пишу на снегу указательным пальцем:

ЭТО

Стираю ладонью. Снег снова становится ровным. Опять пишу:

МОЯ

Опять стираю и пишу:

ВИНА?

Потом стираю все и встаю. Ухожу, не оглядываясь.

Моя стратегия простая. У мамы не получилось жить. Она умерла. У этого масса причин. Но я хочу, чтобы моя жизнь удалась. Для этого надо не делать того, что делала мама. Учиться на ее ошибках и делать все наоборот. Я составила список из семи важных пунктов – как решить проблему. Записала пункты на бумаге мелкими буквами. Список хранится в большом будильнике, спрятанный в отделении для батареек.

Что делать, чтобы выжить

Все постоянно зудят о том, как мама на меня похожа. Была. «Была», я хотела сказать. Они что, думают, что я этому РАДА? Лицо, конечно, будет трудно изменить. К тому же папа вряд ли согласится, чтобы я сделала пластическую операцию. Но. У меня, как и у мамы, длинные темные волосы. То есть такие, какие были у нее. (О боже! Была, были! Трудно запомнить?)

Остричь волосы.

Мама пыталась заботиться о ребенке (обо мне). Ничего хорошего из этого не вышло.

Не приручать никаких живых существ.

Мама очень много читала. Стопки книг всегда лежали в гостиной и возле ее кровати. Сделало это ее счастливей? Нет. Она потонула в людских бедах. Причем придуманных!

Не читать книг.

Мама вечно ходила в черной одежде. Ну, вы понимаете. Это не может никого радовать.

Носить только яркую одежду.

Мама слишком заморачивалась. Сожалела о том, что сделала или сказала. Думала о прошлом. О том, что думали другие.

Не думать слишком много (лучше вообще не думать).

Мама подолгу гуляла в лесу. Могла часами гулять и думать о своем.

Отменить прогулки в лесу.

Самое важное. Мама часто бывала грустной и все время плакала. Из-за нее плакали и другие люди. И плачут до сих пор, хотя ее уже нет в живых. Иногда я слышу, как плачет папа, когда принимает душ. Он, наверное, думает, я не слышу. А я слышу. Я решила никогда не плакать. Никогда. И никогда не заставлять плакать других. Буду смешить людей. Вот моя цель.

Стать Comedy Queen![7]

Чтобы отпереть входную дверь нашей квартиры, нужно с размаху надавить на нее, одновременно потянув ручку вверх, и повернуть ключ. У меня иногда получается только с третьей попытки. Сегодня мне так не терпится попасть внутрь, что я изо всех сил ударяю бедром о дверь. И вою от боли.

– Опять эта ваша дверь…

Марта тяжело дышит у меня за спиной, она только что поднялась по лестнице. Мы обе едва переводим дыхание – гнали на велосипедах от самой школы. (Кстати, «перевести дыхание» – странное выражение. «Дыхание» – понятно, но почему «перевести»? Может, сочинить какую- нибудь шутку?)

– Зна-а-ю, – говорю я и снова ударяю по двери.

Наконец мне удается повернуть ключ. Когда-нибудь я точно сломаю себе бедро. Попробуй тогда объяснить медсестре, как это произошло. Типа «э-э-э… я открывала дверь…».

Заходим в прихожую, снимаем куртки и бросаем велосипедные шлемы на пол. У Марты под шлемом бейсболка. Она никогда не носит шапку, даже если на улице минус пять. На бейсболке написано OBEY, на козырьке – леопардовый принт. Бейсболка так низко натянута на лоб, что уши оттопырились, красные от холода. Марта очень любит свою бейсболку. Будь ее воля, никогда бы ее не снимала. Но Сесилия не разрешает так сидеть на уроках. Почти каждое занятие начинается с того, что она говорит:

– Мура, сними бейсболку.