предмет, обёрнутый мешковиной, и в спешке сунула его под солому лежака. Арестант ничуть не удивился этому, и лишь монотонно продолжал говорить.

– …а осенью прошлого года он занемог. Возраст и подорванное здоровье быстро познакомили его с проклятой старухой. В последние дни я захаживал к нему, он сильно сдал физически, но отшучивался до последнего вздоха. Вы можете гордиться своим отцом, деточка, и будьте покойны, его хорошо встретили на небесах!

Несколько минут девушка сидела и плакала в полной тишине.

– Прощайте, сударь. Спасибо Вам за всё! И… Бог Вам судья.

Камила вышла из камеры и тут же опустила вуаль. Рувиль успел заметить набухшие от слёз глаза девушки и не стал задавать вопросов. Когда они вышли из здания, она обернулась к префекту и, не дав промолвить ему ни слова, тут же сказала:

– Я признательна Вам, сударь, спасибо! Я не забуду Вашей доброты, но теперь мне надо побыть одной. Мы увидимся очень скоро, как и условились до этого.

Рувиль понимающе промолчал. Она села в карету и удалилась.

Глава III

В оговоренный, долгожданный день, который сулил Рувилю заслуженную, счастливую и обеспеченную старость в браке с прекрасной и неизбалованной девушкой, префекта действительно ждал «сюрприз». К тому же, не один.

"Сударь, Вы проявили чувства самые трогательные и высокие, столь желанные при других обстоятельствах. Однако, вместе с тем, ослабла Ваша хватка и прозорливость.

   Оставляю Вас наедине с Вашим разочарованием. Точно так же, как Вы, с ухмылкой, уничижающей достоинство правосудия, оставляли сотни раз разоблаченных преступников в серых стенах заточения.

   Когда вы будете читать это письмо, ничего вернуть уже будет невозможно, и Ваше недавнее восхождение на трон тщеславия будет омрачено известными событиями.

   Имейте достоинство принять поражение с той честью, с которой Вы, тогда еще совсем юный сыщик, раскрыли своё первое громкое дело…"

Посыльный из префектуры, которого всячески сдерживал дворецкий, застал Рувиля в тот самый момент, когда холодный пот на его лбу не успел ещё обсохнуть от осознания прочтённого «любовного» послания Камилы. Новость о дерзком побеге Лотрека не удивила старого сыщика, но в комнате отчётливо послышался запах горячего сургуча, скрепляющего печатку на приказе о разжаловании префекта…

Через неделю после описанных событий, на постоялом дворе у побережья Атлантического океана, можно было наблюдать обычную, но, вместе с тем, довольно любопытную картину. Молодая девушка, нанимающая несколько дней комнату с мансардой, попросила хозяина подготовить ещё одну комнату, в которую через два дня заселился мужчина старше средних лет, по виду явно другого, низшего сословия. Они разительно контрастировали во всём: хрупкая, изящная, молчаливая дама и мужиковатый, простецкий, напористый и самоуверенный тип, очень подвижный для своих лет и обладающий магнетическим взглядом удава. При общении, однако, свидетелем которого оказаться было крайне сложно, роли их явно менялись – громила был ведомым интеллигентного вида дамой, как только она заговаривала. Всё общение с окружающим миром она предоставляла ему, в чём он явно преуспевал.

На следующее утро после появления мужчины, они попросили подать обед в её номер и не спускались весь день.

– Жан,– обратилась Камила к Лотреку – почему так плохо на душе?

– Лес рубят – щепки летят… когда-то давно, когда ты попросила меня помочь тебе стать таким же как и я, я предупреждал тебя, что наравне с достижениями и победами будет много тяжёлых моментов. Чтобы достичь чего-то в жизни, добиться цели, необходимо переступать не только через себя, а и через…тех, кто идёт медленнее, оказавшись впереди. Впереди такие люди – явно мешают, обогнав их – видишь расстроенные лица, которые и возвращают тебя к жалости. И здесь надо понимать и помнить, что, будучи впереди, они не хотели тебя пропускать из-за своего тщеславия! Жалеть их – дело неблагодарное. Хоть и болезненное.

– Я помню. Я не смогла, и вернула долговое обязательство Де Лакруа (в глазах её сверкали искры справедливости и ужаса от содеянного)…

Лотрек посмотрел прямо в глаза Камилы, и чуть заметная улыбка промелькнула на его лице.

– Я предполагал, что ты так поступишь. Ничего страшного, горемычная сполна заплатила за своё безрассудство, расточительство и доброту, чем и помогла обналичить стоимость моей головы, да ещё и околпачить этого болвана Рувиля. Ты умница… Этих денег может хватить на долгое и безбедное существование и тебе и матери. Надо лишь быть благорассудными при их трате. Открыв лавку, или постоялый двор, можно и вовсе не беспокоится до конца своих дней. Это – разумное решение. После всего пережитого я уверен в тебе и могу жить спокойно.

– Я не решила, да и не уверена в праве ли… А как же поступите Вы? Ведь деньги немалые, даже доля каждого из…участников?!

– Часть из них я переведу в золото и припрячу, остальное – пущу на следующее дело. Знаю, что сейчас это режет тебе слух, дитя моё, но… я такой, какой есть, а в моём возрасте менять жизнь кардинально – уже слишком вредно для здоровья. Ко всему прочему, есть ещё один неуплаченный должок нашему общему знакомому Рувилю.

– За что такая месть?

– Ты слишком мало знаешь этого человека. К тому же, относительно недавно.

Это было 23 года тому назад. Моё имя тогда уже плотно ассоциировалось с миром преступным. Ко мне часто стучались за «помощью», причём, как ты понимаешь, в самых разных ситуациях. И вот, однажды, ко мне обращаются с просьбой выкрасть все записи о неблагоприятной родословной одного человека. Меня тогда мало интересовали обстоятельства такой просьбы, главное – условиться о стоимости. Обыграть такое дело в те времена в провинциальном городке не составило труда. Как ты уже догадалась, просьба эта касалась Рувиля. На преграде амбиций будущего префекта стояли его нерадивые родители… Что сделано, то сделано, мало ли служителей Фемиды сменили в своё время чашу весов.

А через несколько лет наши дорожки снова сошлись. Наш доблестный честолюбивец устроил засаду для одного чиновника, как раз в день моей с ним «деловой» встречи. Он узнал меня, конечно. Уверен, что эта ловушка на меня и была поставлена. Нечистого на руку чиновника, естественно, арестовали, а с ним и меня. Суд был быстрым и меня, словно за опасное преступление, сослали на каторгу. Там уже я узнал, что не должен был выйти оттуда живым никогда.

Вот так сильные мира сего вершат тёмные делишки!

Мы прервали карьеру тщеславного префекта, и смогли заработать на нём. Но урок, преподнесённый нами Рувилю, напоминает и нам – нельзя оставлять противнику ни единого шанса, иначе ты дорого заплатишь за