Быстрыми и точными движениями она отсчитала семь пятидесятидолларовых банкнот из пачки, лежавшей в портмоне. Оставалось там вполне достаточно. Я сунул плату за пансион в карман, сходил в прихожую за чемоданом и шляпной коробкой и повел гостью вверх по лестнице, на третий этаж. Дверь в южную комнату была распахнута. Я поставил на пол багаж, поднял жалюзи и открыл окно.

Она тем временем осматривалась по сторонам.

– Большая комната, – одобрила девушка, подняла было руку, словно намереваясь коснуться моего рукава, но тут же ее опустила. – Весьма признательна вам, мистер Гудвин.

Я хмыкнул, поскольку не был готов к романтическим отношениям с ней. Водрузив чемодан на стойку подле основания одной из двух кроватей, а коробку – на стул, я объявил:

– А теперь я должен проследить, как вы их распакуете.

Ее глаза округлились.

– Проследить за мной? Зачем?

– Да так, потехи ради. – Меня охватило раздражение. – В этом городе и его окрестностях не меньше тысячи человек полагает, что Ниро Вульф зажился на этом свете. Возможно, кое-кто из них решил, что пора вмешаться. Комната Вульфа, как вам, несомненно, известно, располагается прямо под этой. Так что я не удивлюсь, если у вас в чемодане лежит коловорот и бур, а в шляпной коробке – щитомордник или гремучая змея. Они заперты?

Девушка вытаращилась на меня: уж не шучу ли я? Убедившись, что не шучу, подошла и открыла чемодан. Я тут же оказался рядом. Сверху лежал синий шелковый пеньюар. Она взяла его и положила на кровать.

– Ну и потеха, – негодующе процедила она.

– Поверьте, мне это доставляет еще меньше удовольствия, чем вам, – уверил я. – Просто притворитесь, будто меня здесь нет.

Я отнюдь не искушенный ценитель дамского белья, хотя определенные предпочтения у меня все-таки имеются, а у нее оказалась целая коллекция. Даже какое-то просторное одеяние в складку, прозрачное, что твоя паутина, с самыми мелкими ячейками, какие мне только доводилось видеть. Когда она разложила его на кровати, я вежливо поинтересовался:

– Это блузка?

– Нет. Пижама.

– О! Превосходно для жары.

Когда чемодан опустел, я простучал его и прощупал со всех сторон, снаружи и внутри. Подобные предосторожности, поверьте, были отнюдь не лишни. Каких только смертоносных даров не приносили в наш дом! Среди них копьеголовую змею, цилиндр со слезоточивым газом и баллон с цианом[4]. Однако ни двойного дна, ни прочих тайников в чемодане не обнаружилось, равно как и в шляпной коробке. Что до их содержимого, то более приятной и изысканной подборки вещей, удовлетворяющих потребности девушки, которая вознамерилась провести тихо и невинно неделю в уединенной комнате дома частного детектива, и желать было нельзя.

Я отступил, заключив удовлетворенно:

– Полагаю, достаточно. Я не осмотрел вашу сумочку и не обыскал вас, поэтому, надеюсь, вы не станете возражать, если я запру дверь. Видите ли, какое дело: если вы, прокравшись в спальню мистера Вульфа, подбросите ему таблетку цианистого калия в пузырек с аспирином, а он ее примет, я лишусь работы.

– Естественно, – прошипела она. – Заприте хорошенько. Я такие номера откалываю ежедневно.

– Тогда за вами необходимо присматривать, что я и делаю. Как насчет выпивки?

– Если это не сильно вас затруднит.

Я заверил, что ничуть, и запер комнату на ключ, который прихватил в кабинете. Внизу, заглянув на кухню, дабы попросить Фрица отнести коктейль в южную комнату, где у нас заперта гостья, и передать ему ключ, я прошел в кабинет, достал из кармана семь банкнот, развернул их веером и положил на стол Вульфа под пресс-папье.

В одну минуту седьмого, когда шум лифта известил, что Вульф спускается вниз, я за своим столом был уже настолько погружен в дела, что не смог оторваться даже на секунду, дабы повернуть голову и наблюдать его водворение в кабинет. Я следил за ним на слух. Вот он приближается к столу, усаживает в кресло свои четыре тысячи унций, устраивается поудобнее и дает звонок. Вот с кряхтеньем тянется за книгой, которую читал и оставил двумя часами ранее, заложив ее фальшивой десяткой с автографом прежнего министра финансов, расписавшегося на ней красными чернилами в знак признательности за оказанные услуги. Затем я услышал, как Вульф обращается к Фрицу, когда тот принес пиво:

– Фриц, это ты оставил здесь деньги?

Естественно, тут уж я вынужден был вмешаться и оторвался от своих трудов:

– Нет, сэр, это я.

– Вот как? Благодарю, Фриц.

Босс достал из ящика открывалку в восемнадцать каратов, откупорил бутылку и налил пиво в бокал. Фриц удалился. Вульф дал немного осесть пене, но не до конца, поднял бокал и сделал два солидных глотка. Поставив пиво, он постучал пальцем по новеньким – не поддельным – купюрам, по-прежнему лежавшим веером под пресс-папье, и спросил:

– Ну? Что за вздор?

– Никак нет, сэр.

– А что же тогда?

Из меня так и хлынула пылкая искренность:

– Я признаю, сэр, всю справедливость слов, сказанных вами в пятницу. Ну, относительно моих непомерных трудов и остатка на счету… Мне и вправду горько. У меня такое чувство, что не вношу своего вклада в общее дело, в то время как вы по четыре часа в день обливаетесь по́том наверху, в оранжерее. И вот я сидел здесь и обдумывал все это… Нечасто на мою долю выпадают такие тягостные раздумья… Так вот, я думал – и вдруг звонок в дверь.

На мое вступление Вульф отреагировал вполне предсказуемым образом: принялся читать, обратившись к отмеченному месту. Я продолжал:

– На пороге стояла человеческая особь женского пола на третьем десятке, с беспрецедентными глазами, прекрасной фигурой, чемоданом из полированной кожи и шляпной коробкой. Она громко заявила о своем знакомстве с домом, вами и мной, обнаружив завидную начитанность. Я привел ее сюда, и мы мило поболтали. Она не назвала своего имени – не сообщила о себе вообще ничего. Ей не нужен ни совет, ни информация, ни услуги детектива – решительно ничего. Все, что ей требуется, это стол и кров на неделю. Причем столоваться она желает у себя в комнате. Ей приглянулась южная, которая, как вам известно, располагается на одном этаже с моей.

Я сделал кроткий жест, подразумевающий скромность. Видеть этого Вульф не мог, поскольку не отрывал глаз от книги, но я все равно сделал.

– Вы, с вашим опытом и умом, наверняка уже вывели из моих слов, что я вынужден был согласиться. Она не только прочла обо мне, но и видела мою фотографию. Бедняжке хочется побыть подле меня. Как она выразилась, одну чудесную неделю. К счастью, деньжат у нее в избытке. Она заплатила за неделю вперед, по пятьдесят баксов за день. Вот откуда взялись эти деньги. Я сказал ей, что ничего пока не обещаю, до получения вашего согласия, и отвел ее в южную комнату, где помог ей разобрать вещи, а потом запер. Там-то она сейчас и находится.