Сомнения у Женьки все же остались:

‒ Тело-то заморожено, как оно включится в общественную жизнь?

‒ То-то, что замороженное, значит, обладает необходимой кристаллической решеткой, а с этим делом сопротивление уменьшается. Это тебе не полудохлых коров на мясокомбинат сдавать. Там от ЛЭП провода нужно накидывать, чтобы скотинка была попроворнее. А тут, дашь разряд, и твой отмороженный вмиг побежит, куда надо, еще и руками будет махать.

‒ А если не получится? ‒ не мог успокоиться Женя.

‒ Не получится, тогда по старинке подпалишь морозильник к хуям вместе с документами. Поголовье погибло по естественным причинам от короткого замыкания, как пишут в протоколе осмотра места происшествия, ‒ поучал Петр Авдеич.

Выпив на посошок, Женя пообещал вернуть телефон завтра вечером и, схватив аппарат, помчался в морозильник.

Растолкав студентов, вытащили Марата Моисеевича из камеры и стали думать, куда ему сунуть провода. Пробовали и так и этак, замыкали вдоль, и поперек. Крепили клеммы, казалось, в самых чувствительных местах. Крутили ручку телефона, подавая заряд на массу тела. В ответ уже слегка размороженного стоматолога то трясло, то коробило. К утру добились нужных условных рефлексов: Марат Моисеевич кривил рот или разводил руками в зависимости от направления вращения ручки телефона. Эти универсальные реакции вполне удовлетворили Женю. Он понимал, что наши люди в основе своей так и реагируют. Еще из школьной биологии Женька усвоил, что у амебы и человека примерно одна реакция на раздражение ‒ недоумение.

В полдень прибыла делегация родных и близких. От истца ‒ Яши-цыгана, в качестве свидетеля присутствовал дядя Жора. Женька стал объяснять, что охлажденный все слышит, но рефлексы у него ограничены, что будить его полностью нельзя – потом не заснет.

Со студентами Женя договорился об условных сигналах: поднимет правую руку ‒ крутят ручку телефона по часовой стрелке, левую ‒ наоборот. На телефоне Женя на всякий случай нарисовал фломастером, в какую сторону ходят часы, чтобы студенты не перепутали.

Делегацию провели в зал церемоний. Марат Моисеевич помещался в холодной витрине, как охлажденный лосось. Студенты с телефоном прятались за шкафом. Укурки были в белых халатах. В последнее время они близко сошлись с доярками на почве травы и молока. У доярок и одолжили халаты, сославшись на научный эксперимент. На одном халате было написано синей ручкой «НЮРА Б.», на другом просто «КЛАВА». Студентам казалось, что халаты придают им научную достоверность.

Гостям было предложено общаться с пациентом с помощью городского телефона. Одну трубку поместили в витрину рядом с ухом стоматолога. Рая Соломоновна с волнением взяла вторую трубку и с дрожью в голосе спросила:

‒ Марик, ты мне изменяешь?

Женька из-за спины родственников и понятых вскинул правую руку, Марат Моисеевич, как показалось окружающим, слабо ухмыльнулся. Раиса Соломоновна от неожиданности присела на табурет, родные выдохнули, дядя Жора зажмурился.

‒ Марик, скажи, ты меня любишь? – спрашивала Рая.

Женька вскидывал другую руку, стоматолог разводил руками. Так повторялось несколько раз. Ответы вполне удовлетворяли гостей, было видно, что и в охлажденном виде Марат Моисеевич остался верен супруге.

Постепенно перешли к бытовым подробностям. Раю интересовало, что делать с бормашиной, нужно ли было менять шпиндель. Стоматолог кривился и разводил руками. Все расслабились, предвкушая скорый банкет, который Женя наскоро организовал за стеной в соседнем зале. Студенты за шкафом тоже расслабились и закурили, отмахивая дым в сторону.

‒ Марик, кажется, Мира встречается с гоем, ‒ делилась подробностями семейной жизни Раиса Соломоновна.

И здесь Марат Моисеевич неожиданно поперхнулся. Гости застыли. Не зная, что делать, студенты начали бешено вращать ручку полевого телефона в разные стороны, подавая на тело огромный разряд. Стоматолога аж затрясло. Гости опали. И тут Марат Моисеевич открыл глаза.

Часть 4

От такой неожиданности Женька впал в транс, поскольку такой реакции от замороженного он никак не ожидал. Все остальные гости застыли, открыв рты. Рая Соломоновна тихо сползла с табурета, да так и осталась лежать на кафельном полу морозильника.

Никто не ждал столь раннего воскресения Марата Моисеевича. Как ни крути, а идея была фантастической, технологией будущего. Это, как если бы на ваших глазах ржавый «Москвич» вдруг взлетел над дорогой и преспокойно полетел на колхозный рынок за овощами.

Такое зрелище спокойно перенесли только студенты за шкафом. Оттуда, из-за шкафа, они видели открытые рты гостей, лежащую на полу Раису Соломоновну и застывшего в трансе Женьку. Не получая команд и не зная, что делать дальше, студенты бережно поставили на пол военно-полевой телефон, электрические провода которого уходили глубоко в штаны стоматолога, где крепились в самых ответственных местах Марата Моисеевича. Студенты снова закурили, разгоняя дым руками.

Немая сцена длилась довольно долго. Все, не отрываясь, смотрели на Марата Моисеевича. За стеклом холодной витрины, которая была чуть приподнята, чтобы очевидцы, могли оценить его преданность семье, стоматолог лежал как живой. В результате хаотичного использования студентами электричества глаза его округлились и вывалились из орбит. Это были не совсем уже человеческие глаза. В результате ли заморозки, или под действием электрического тока, глаза стоматолога стали похожи на рыбьи, а сам Марат Моисеевич скорее походил на морского окуня чем на стоматолога.

Каждый присутствующий читал в выпученных глазах Марата Моисеевича немой укор. Женьке вдруг показалось, что стоматолог все про него знает. Зяма Каземирович увидел упрек в том, что часто и без причины стал наведываться к Рае Соломоновне. Мотя понял, что зря заменил новый шпиндель машинки Марата Моисеевича на битый, да еще и взял за это деньги. Даже дядя Жора увидел, что покойный знает про то, что это именно он подмешивал в «зубной метал» свинец и продавал эту «бодягу» цыгану Яше, отчего последний и превратился в мерина.

От страха дядя Жора перекрестился три раза. И тут Марат Моисеевич моргнул. Сразу двумя своими рыбьими глазами. Не выдержав этого зрелища, все, кто еще стоял на ногах, улеглись рядом с Раисой Соломоновной. В облицованном белой кафельной плиткой зале торжественных церемоний установилась гробовая тишина. Было слышно, как во дворе чирикают воробьи, ковыряясь в навозной куче.

‒ Все, конец фильма, ‒ сказал студент в халате «НЮРА Б.».

‒ Гасите свет, ‒ отозвался другой, в халате с надписью «КЛАВА».

Студенты вышли из-за шкафа, присели рядом с Раей Соломоновной на кафель и раскурили косяк.

В этом месте я вынужден обратиться к читателям. Поскольку студенты-укурки и дальше останутся в главных героях этой правдивой повести, возьму на себя смелость и дальше именовать их по надписям на халатах КЛАВОЙ и НЮРОЙ. По крайней