– Старый дурак, – молвил Васька, – сам разбил корабль! – Васька полагал, что сейчас можно выбранить адмирала по пословице «За глаза и царя ругают».

– Хотя бы и не разбил адмирал. Какая разница! – флегматично отвечал Берзинь.

– Конечно... Заразы! Смотри, шпион-то уставился... Ты чё понимаешь?

– Чего он понимает? Услыхал «адмирал», – сказал Берзинь.

– Нет, у них в Симоде все понимают по-русски, – сказал Маточкин. – А почем ты знаешь, может, и этот шпион у нас жил. Могут еще зарезать нас.

– Нет, не зарежут! – уверенно сказал Янка.

– А хотя бы и зарежут... Подумаешь! Ты сука, – обращаясь к человеку с саблей, сказал Васька, – зараза!

Полицейский поспешно улыбнулся и кивнул несколько раз головой. Аввакумов протянул ему кисет с табаком. Японец поблагодарил и набил свою маленькую медную трубочку. На миг зло и косо он поймал взглядом Ваську и опять ласково кивнул.

Матросы продолжали дружно грести и громко и без зла ругались вразнобой, так что казалось – их брань заполняет весь Тихий океан.

Японцы притихли, словно окончательно убедились в превосходстве и могуществе прибывших иностранцев. Хотя и замечали в этих усатых морских солдатах много смешного, о чем потом можно будет поговорить.

Три дня тому назад, когда раздалась команда: «Умрем за адмирала!» – все встали, как один, – Букреев, Аввакумов, Дементьев, Берзинь, Маточкин и Киселев – вровень со всеми товарищами, все они образцовые матросы, ни в чем плохом не замечены.

Аввакумов хороший плотник. Евфимий Васильевич послал его в Хэда. Велел осмотреться, выбрать удобное место для постройки шхуны. Такое дело обычно поручалось офицеру. Еще прежде бухту Хэда осматривал посланный туда адмиралом лейтенант барон Шиллинг.

Берзинь – артиллерист, комендор, звание это почетное. Он шел охранять груз, в том числе фальконет и к нему ядра.

Васька Букреев удалой марсовый. Первый пловец, спасал при переправе адмирала, вытащил его из воды.

Киселев подсел к мецке. Ноги матроса, казалось, не гнулись, он, вытягивая их, клонился набок, как это делали русские, когда им приходилось садиться на циновку.

Мецке сказал что-то шкиперу. Тот подозвал одного из японцев.

Киселев, было задремавший, удивленно открыл левый глаз, быстро посмотрел на мецке, словно услыхал что-то важное, но тут же опять задремал и даже захрапел.

Матросам известно, что Киселев крещеный японец. Он все торчит около мецке и притворяется, что спит. Адмирал не зря послал его с Аввакумовым.

Киселев японец свой, очень товарищеский. Он понял, как мецке сказал шкиперу: «Надо сейчас показать эбису[3], что наблюдение за ними ведется!» Шкипер это же повторил японцу Иосида.

Голый до пояса, с сединой вокруг лысины, маленький и тощий Иосида, словно скелет, затянутый в пергаментный мешок, – кости так и лезли из кожи, – подошел к Ваське, показал на солнце и стал объяснять, что пора сменяться.

Аввакумов распустил пояс и рыгнул.

Сразу же мецке и старшинка вежливо улыбнулись и поклонились ему. У мецке в руках появилась глиняная бутылочка. В толстую рюмку с наперсток он налил сакэ и подал Аввакумову.

Японцы гребли стоя, на каждом весле по двое, лицом к носу. Судно скорости не теряло. Седой полуголый Иосида, сменяя Ваську, несколько раз показал осторожно на люк. Он улыбался, мигал таинственно и кивал своей страшной, похожей на череп голой головой, и черные огоньки его зрачков сверкали из почерневших глубоких глазниц. Васька ему очень нравился, – может быть, таких славных, веселых и добрых людей никогда еще не видел.

Букреев нажал ногой на люк, и крышка приподнялась. В глубине кубрика, среди множества набросанных вещей, чьи-то быстрые руки развязывали мешок с плотничьим инструментом. Это мешок Аввакумова.

Букреев спрыгнул. Человек выскользнул из-под его рук, как ящерица. Васька знал, что у японцев принято шпионить за каждым, но он полагал, что назначенный для этого мецке сидит наверху, курит и пьет сакэ.

На палубе японцы, падая на весла, качались. Им известно, что иностранцев сопровождает мецке и что кроме него на судне есть еще один тайный шпион. Этот мелкий, «местный» шпион должен точно изучить все вещи в мешках у матросов и представить список по начальству.

Он спрятан в одном из шкафов, куда моряки складывают одежду и обувь, соломенные подстилки, на которых спят. Он очень маленький, как земляной паук, похожий на тех, у кого японцы, по легенде, в древности отвоевали острова.

Иосида знает, что он сам теперь на всю жизнь, как цепью к бревну, прикован к тайной полиции. Иосида тоже был среди рыбаков, спасенных русскими. Два года назад и он прибыл с Линденбергом в город Симода. Он, как и все его товарищи, знающие иностранный язык, должен помогать тайным властям. Иосида, как и старшинка, знал по-русски. А старший мецке по-русски не знал. Не понимал по-русски и тайный шпион, спрятанный в трюме.

Торговля с эбису откроется, строгость и надзор вреда не принесут, очень любезно будет принята всякая купеческая компания иностранцев, выгоды нам очень приятны. Русские, как и американцы, сердечно приветствуются. Но каждый, кто имел дело с эбису, на всю жизнь попадал под наблюдение, как будто сам был эбису. И так будет впредь!

«Хотя, может быть, это вранье? – полагал Иосида. – Не хочется верить, что следить будут за тобой всегда».

Шестеро морских солдат эбису теперь поняли, что за ними наблюдает не только приставленный шпион с саблей, который все записывает и улыбается. Есть еще другой, более ужасный, который ползает в глубине судна, как червь, и ускользает, как ящерица...

Васька успел сорвать с себя ремень и пряжкой оттянул метнувшегося в щель человека.

– Крысы у вас! – сказал он, воротясь наверх и застегивая ремень. – Сгрызут весь рис. – Букреев грубо дернул за рукав мецке. – Крыса рис ела... – Матрос кивнул на люк и, растопырив пальцы, показал обеими руками, какого размера крыса.

– О-о! – обмер полицейский.

Ветер подул. Подняли черный знак на парусе – напоминание о вечном покорстве и справедливости. Весла убраны.

– Хороший народ японцы! – сказал Букреев, укладывая голову на скатке шинели, и стал рассказывать, как он, по совету Иосида, достал шпиона пряжкой по спине.

– Все не так, как у людей! – сказал Аввакумов.

Потом Васька вскочил, подошел к Иосида и вдруг хлестнул его ладонью по лысине. Тот задрожал и поклонился.

– Спасибо! – сказал он по-русски.

– А в Симоде есть гора, – говорил Берзинь, вытягиваясь во весь рост на кормовом настиле; узкое, острое лицо его сморщилось от слепящего солнца, – называется «Лежащая Женщина». Эх, хороший городок!