Второй отсек павильона. Все, как обычно в подобных местах – лента транспортера, пластиковые корытца, куда мы выгружаем стыдные пустяки приватной жизни, все покрыто невидимой грязнотцой, и чудится запах носков. Чудится, конечно, не на самом деле, хотя как знать, учитывая количество пар ботинок, ежечасно проходящих процедуру рентгена в каком-нибудь Хитроу. Но здесь, в шмональне карго-порта города Х., пахло только немытыми полицейскими, да и то табачный дым почти вытеснил этот запах. Скорее похоже на тамбур в советской электричке – смесь холода, запаха человеческих выделений, сквозняка и скверного курева, неуютство последней степени. Но зато и нравы помягче, нежели в аэропортах – рейс специальный, пассажиры строго отобраны, да и вообще не самолет, а поезд. Так что искать следует лишь наркотики, взрывчатку и огнестрельное оружие. Дезодоранты и воду не отбирают, и на том спасибо. Когда я уже распихивал вещи обратно по карманам, вбежала та китаянка, паспорт, паспорт, забыла, в корытце, я оглянулся, улыбающийся Дараз протягивал ей бордовую книжицу, пограничник нехотя поднялся со своего кресла, взял паспорт, что-то сказал китаянке и отдал. Мне послышалась что-то немецкое в его командном голосе, но потом я увидел за спиной средневосточного джентльмена группу людей, двое мужчин и женщина, это они говорили на немецком. Мда, будет настоящий интернационал на колесах.

Никакого duty free, конечно, нет, а я по глупости думал запастись простейшим виски в долгий путь, действительно, глупо, мы же в сердце Китая, граница далеко, ехать и ехать, с остановками, так что забудем про виски, только местное пиво и зеленый чай, виски же – в конечном пункте маршрута, в Лондоне. Собственно, нет не только магазинов, нет ничего, пройдя секьюрити, я сразу оказался на железнодорожной платформе, из тени вышел человек в форме, попросил показать билет, подозвал носильщика, тот положил мои чемоданы на тележку, на них прилепили ярлычки и повезли к месту посадки в наш вагон. Поезд недлинный, всего шесть вагонов, но пять из них отцепятся по пути в Китае, и только наш, только наш прибудет, в конце концов, в Лондон. Семнадцать дней. Главное – чтобы бежевое пальто не подселили. Вот оно, кстати, стоит, рядом меховая шапка, чуть поодаль толстый парень в короткой дутой куртке, из-под которой классически выглядывает более длинный пиджак, шея аккуратно укутана шарфом, на голове красная вязаная шапочка, в руке красный портфельчик с желтыми иероглифами, такие здесь выдают участникам региональных совещаний по вопросам усовершенствования и углубления, подойдя ближе, я понял, нет, не парень, ему лет уже тридцать пять – тридцать семь, хотя черт разберет, да и освещение не способствует физиогномике, не говоря уже о погоде, руки уже даже не зябли, а ныли. Влажность сто процентов. Зима в непечальных тропиках. Времени до отхода полно, в вагон пока не пускали, торжественных речей и «Прощания китаянки» в исполнении духового оркестра не предвиделось, втыкать в смартфон некомильфо, да и пальцы плохо слушаются. Опершись о бетонную колонну, поддерживающую бетонный же козырек платформы, я изображал небрежного денди, поглядывающего на окружающих, а на самом деле задремал. Одно из базовых умений истинного джентльмена – дремать стоя, делая вид, что с интересом изучаешь окружающий мир. И что-то даже привиделось, что пошел снег, пушистый, чистый, вот он лежит за вагонным окном, но мы никуда не едем, стоим, точнее сидим, в вагоне-ресторане, сплошное ар-деко, дамы, шляпки, высокий полковник курит трубку, я уже был готов обсудить с ним политику Его Величества в Радже, как кто-то произнес мое имя. Не может быть, они не могут знать меня, никогда обо мне не слышали, но вот еще раз произнесли, акцент, голос женский, глуховатый, я стряхнул сон, выпрямил подогнувшиеся было колени, sorry? Какая-то девушка в круглых очках смотрела на меня и улыбалась.

«Петр Кириллович!» Русский язык, я им за пределами аудиторий здесь почти не пользовался, а уж тем более за пределами кампуса, не говоря уже о железнодорожной платформе карго-порта города Х., перед посадкой в Tian Guo Kuai Che – так я несколько недель назад, разглядывая ваучер на проезд из города Х. в город Лондон, перевел на пиньин, с помощью аппа, конечно, название этого передвижного предмета роскоши. Поднебесный Экспресс. Ваучер был что надо, красивый, с торжественными иероглифами, при нем в специальном конверте лежала карта маршрута, а также письмо лично от главы компании. Рады предоставить Вам, уважаемый господин, возможность проезда на нашем замечательном экспрессе от и до, все включено, скидка пятьдесят процентов в знак признательности за услуги, оказанные нам и проч. Я машинально отметил несколько ошибок в русском переводе, с моим отъездом они лишились редактора, ха. Ну не стали бы просить меня вычитывать обращение их компании ко мне же! Хотя могли, на самом деле, с них станется. За год, что я провел здесь, уча чему-то русскому местных студентов, а параллельно помогая местным частным и официальным конторам порождать относительно грамотные документацию и эпистолярий на русском, было что понять и чему научиться. Собственно, не очень интересно, но пришлось. Интереснее другое – представлять, как переписанные тобой грамоты участникам совместной исследовательской группы работников системы местного самоуправления китайской провинции Z. и N-ской области РФ, или речи глав уездных управ, или рекламные проспекты учебных заведений и грузоперевозящих компаний распространяются по моей первой родине, оседают в компьютерах чиновников и управленцев, пылятся в папках, чтобы через несколько лет быть равнодушно стертыми, выброшенными, уничтоженными. Вся эта кипучая деятельность, визиты, приемы, поездки на места, декларации, ассоциации, форматы – все вечности жерлом пожирается, механически, безотносительно содержания пожираемого, будто и не было, бесследно. Были ли эти бумаги и файлы? Были ли люди, что в них упомянуты? И те, кто производил документы на свет? Был ли я, который правил этот бред, придавая ему вид, наверняка понравившийся бы великому корсиканцу, как-то посоветовавшему создателям кодекса законов имени себя: «Пишите коротко и неясно»? ОК, даже не «был ли я?», а «есть ли я?» Вот в чем вопрос. То же и с деньгами, что они платили. Я откладывал их, чтобы отдать им же, тем, кто платил; ну, скажем, кому-то из них. А именно – фирме «Древний путь», управляющей карго-портом и посылающей раз в неделю один-два грузовых состава со всякой китайской всячиной на северо-запад – сначала в свой Синьцзян, потом – в чужие Киргизию и Казахстан, Россию, Белоруссию и Польшу и так далее до Лондона. Интересно, что же доезжало до Лондона и сколько это доехавшее могло стоить. Чай? Лечебные травы? Дорогие шелка? Даосская мудрость? Каковы предметы неторопливого экспорта из одной бывшей империи в другую, из Поднебесной в ту, над которой некогда никогда не заходило солнце? И вот сейчас, после сокрушительного успеха нашего транспортного начинания (да, при редактуре перевода официального отчета за 2016-й я заменил «оглушительный» на «сокрушительный», немало порадовавшись тому – крушим, а не глушим) мы делаем следующий шаг, намерены перевозить не только грузы, но и людей. «Роскошный Поднебесный Экспресс. Открой для себя Евразию из окна вагона». Наверное, нужно было «в вагонном окне», но это уж как-то по-советски, колеса диктуют вагонные, мой адрес не дом и не улица. Плюс внимательный наблюдатель заметит, что императив «открой», имея отношение к «Евразии», намекает и на то, что вообще-то можно и «окно» открыть, что едешь ты в закупоренном вагоне, в капсуле. Имя твое – монада, вещь в себе, а Евразия – тоже в себе, и вместе вам не сойтись. Так что, милый, выкладывай большие денежки на поддержание собственных иллюзий по поводу собственного социального статуса. Впрочем, окна в купе мы моем хорошо, так что можешь делать сколько угодно фото и даже тут же выкладывать в сеть, вайфай на борту имеется, и, намекнем, у нас в поезде ничего не блокируют, в том числе и Твиттербук с Инстаграмом. И на том спасибо, дорогие товарищи. В общем, я откладывал халтурные деньги, чтобы глупо выкинуть их, отправившись первым же рейсом Поднебесного Экспресса. Собственно, не «первым же», а просто «первым». Мой контракт здесь закончен; виза тоже истекает (кровью? чернилами? слезами?); вернуться на остров, где я сейчас обитаю, можно и с некоторой экстравагантностью. Островитяне оценят, они раньше мастера были на подобные штуки. Вокруг света за пятьдесят дней. Филеас Фогг.