— А как же Джеффри?

Она тихонько рассмеялась и погладила меня по руке, словно это был самый глупый вопрос, что я могла задать:

— Конечно же, Джеффри тоже поедет.

— О, да. Он будет просто в восторге, — я подумала о Джеффри с его бесконечным парадом друзей, бейсбольных матчей, соревнований по борьбе, футбольных встреч и прочего. У нас с Джеффри здесь имелась собственная насыщенная жизнь. В этот момент я в первый раз я поняла, что получила намного больше, чем рассчитывала. Мое предназначение изменит всё.

Мама закрыла книгу и взглянула на меня через кухонный стол, в её взгляде было что-то торжественное:

— Это очень важно, Клара. Видение, твое предназначение — для этого ты была рождена.

— Знаю, просто не думала, что нам придется переезжать.

Я посмотрела в окно и увидела двор, в котором выросла, играя; старые качели, которые мама все никак не могла собраться и снять; розовые кусты вдоль забора, которые росли здесь, сколько я себя помнила. А вдалеке, за забором, едва различимые, виднелись горы, всегда служившие своеобразной границей моего мира. Если бы я прислушалась, то услышала бы привычное громыхание электрички, пересекающей бульвар Шорлайн и музыку из парка Грейт Америка — ведь он всего в двух милях. Я и подумать не могла, что мы когда-нибудь переедем отсюда.

Мама сочувствующе улыбнулась:

— А ты думала, что просто сможешь слетать туда на выходные, исполнить свое предназначение и прилететь обратно?

— Ну, наверное, да, — я смущенно отвела взгляд. — Когда ты скажешь о переезде Джеффри?

— Я думаю, это подождет, пока мы не разберемся, куда же мы, собственно, переезжаем.

— А можно я буду присутствовать, когда ты ему скажешь? Я запасусь попкорном.

— Когда-нибудь настанет и очередь Джеффри, — сказала мама, и глаза её наполнились грустью, всегда появляющейся от мысли, что мы взрослеем слишком быстро. — Когда он получит свое предназначение, тебе придется пройти через то же самое.

— И нам снова придется переехать?

— Мы поедем туда, куда поведет нас его предназначение.

— Безумие какое-то, — я покачала головой. — Это все немножко пахнет сумасшествием, тебе так не кажется?

— Неисповедимы пути ангельские, Клара, — она ухватила мою ложку и зачерпнула из коробки мороженое. Затем улыбнулась, на моих глазах снова превращаясь в веселую, озорную маму, которую я всегда знала. — Неисповедимы пути.

Следующие две недели видение повторялось раз в два-три дня. Только что я занималась своими делами и вдруг, бах, и я уже фактически в копии плаката «Берегите лес от пожара!». Видение настигало меня, где только можно и нельзя: на пути в школу, в душе, за обедом. Иногда ко мне приходили только ощущения, без картинок: жар, запах дыма.

Друзья, конечно же, заметили, что я выпадаю из реальности и дали мне прозвище Кадет, как в этом дурацком шоу «Космические кадеты». Ну, что ж, могло быть и хуже. Заметили и учителя. Но я исправно делала домашние задания, и мне не слишком доставалось за то, что каракули в моих тетрадях все меньше и меньше напоминали конспекты.

Если бы несколько лет назад вы заглянули бы в мой дневник, пушистый и розовый с изображением Китти на обложке и золотым замочком, на который я запирала его от загребущих лап Джеффри, вы увидели бы бессвязные записи совершенно обычной девочки. Корявенькие цветочки и принцессы, записи о школе и погоде, о фильмах, что мне нравились, о музыке, под которую мне хотелось танцевать, о мечте получить роль Феи Драже в Щелкунчике, о том, как Джереми Моррис послал одного из своих друзей спросить, не хочу ли я быть его подружкой и я, конечно же, сказала «нет», потому что с какой стати я буду встречаться с трусом, который не осмеливается меня спросить об этом сам?

А потом я начала вести дневник ангела. Перекидная тетрадка с обложкой цвета полуночного неба с изображением безмятежной женщины-ангела, до странности похожей на маму, рыжеволосой с золотыми крыльями, стоящей на фоне серебряной луны и звезд, с нимбом вокруг головы. В нем было записано все, что мама мне рассказывала об ангелах и полу-ангелах, каждый факт или кусочек информации, который мне удавалось из неё вытянуть. Там же я делала записи о всех проведенных мной экспериментах. Однажды, например, я порезала запястье, чтобы посмотреть пойдет ли у меня кровь (крови была уйма) и тщательно записала, сколько времени ушло, чтобы исцелиться (где-то около 24 часов от пореза до полного исчезновения тонкого розового шрама). Или о том случае, когда я заговорила с мужчиной в аэропорту Сан-Франциско на суахили (представляете, как удивились мы оба?), или что я могу сделать в балетной студии 25 гран жете назад и вперед и даже не запыхаюсь. Как раз в то время мама начала со мной серьезные разговоры о том, чтобы сдерживать свои силы, хотя бы при людях. Именно тогда я начала осознавать себя не просто как Клару-девочку, а как Клару-полу-ангела, сверхъестественную Клару.

Теперь же в моем дневнике (простом черном молескине) я делала записи исключительно по своему предназначению: рисунки, пометки, детали видения, особенно если они касались загадочного юноши. Он постоянно присутствовал где-то на периферии моего сознания, за исключением, конечно, тех странных моментов, когда в видениях ему доставалась центральная роль.

Я все лучше узнавала его через свое духовное зрение. Знала очертания его плеч, взъерошенные волосы, теплого темно-коричневого оттенка, достаточно длинные, чтобы закрывать уши и касавшиеся воротника, когда я видела его со спины. Руки он всегда держал в карманах куртки из черного, чуть пушистого материала — может, шерсть? Стоя, он переносил весь свой вес на одну ногу, словно собирался уйти. Выглядел худым, но сильным. Когда он начинал поворачиваться, мне становилось видна линия его щеки, в этот момент сердце мое всегда начинало биться чаще, а дыхание перехватывало. Интересно, что он обо мне подумает?

Мне хотелось быть волнующей. Когда я явлюсь ему в лесу, когда он, наконец, обернется и увидит меня, хотелось бы выглядеть хотя бы отчасти ангелом, быть такой же светящейся и легкой, как мама. Нет, я знаю, что выгляжу неплохо. Все полу-ангелы достаточно привлекательны. У меня хорошая кожа, а губы естественно розовые, поэтому я никогда не пользуюсь ничем, кроме блеска. У меня красивые коленки. Ну, мне об этом говорили, но я слишком высокая и тощая, и это не гибкая фигура супермодели, а скорее ближе к «суповому набору». А глаза у меня, хотя и становятся при разном освещении то цвета грозового неба, то голубыми с золотистыми крапинками, слишком велики для моего лица.

Лучшее во мне — волосы. Яркое золото с отблесками рыжины, длинные и волнистые. Когда я иду, они развеваются за мной, как шлейф. Но и с ними тоже проблема — уж очень они непослушные и вечно спутываются, цепляются за что попало: молнии, ручки у машин, еду. Зачесать их или заплетать косу не помогает. Словно они живое существо, рвущееся на свободу. Иногда мне удается их победить и уложить аккуратными локонами у лица, но спустя несколько часов, прическа все равно растрепывается. С моими волосами слово «неуправляемый» поднимается на совершенно новый уровень значения.