она спала четыре раза, но это мало что значило – прежде чем её живот снова начал урчать от голода, а руки тяжело повисли по бокам. Долгое время она не обращала на это внимания, но потом к своему ужасу поняла, что уже не идёт вдоль большой трещины в необычайно толстом слое льда.

Она резко развернулась, пытаясь сориентироваться. Шок её положения, ставшего неожиданно куда более отчаянным, принёс моментальную ясность. Она попыталась вернуться по своим следам, но те уже исчезали за ней в постоянном вихре метелицы. Она торопливо обошла вокруг, насколько хватило сил, но не смогла найти тот разлом, проводник к морю глубоко под ногами, к питавшей её рыбе.

Она понятия не имела, что теперь делать. Она посмотрела на горизонт, на далёкие горы, хотя не могла определить, те ли эти горы, в которых она попала в самом начале. Это было неважно, любой путь ничем не уступал любому другому, так что она запечатлела в мыслях очертания далёкого пика.

- Прямая линия, - сказала она себе, хотя не знала точно, почему это хорошо.

Она шла дальше и дальше, потом спала и шла и спала снова.

Доум’вилль без всяких сомнений осознала, что прошло множество отрезков времени, которые раньше она звала днями, когда поняла, что у неё закончилось время и силы. Воды из подогретого снега уже не хватало.

Она упала на колени и закричала на солнце, проклиная его, требуя наступления ночи.

Она хотела умереть ночью.

Она даже не вырыла себе нору для сна. Она просто упала и темнота сна опустилась на неё.

Затем – более глубокая темнота.

Доум’вилль не знала, сколько времени прошло, когда она снова открыла глаза – лишь затем, чтобы обнаружить себя во тьме. Холодной, холодной тьме.

Она попыталась встать, или перекатиться, но щека примёрзла ко льду.

Впервые после того, как она спустилась с горы, на которую забросил её архимаг Громф, Доум’вилль Армго заплакала. Она заплакала из-за своего несчастья, из-за этого несчастного конца. Она заплакала из-за своей преданной матери, которую отец бросил оркам, когда решил отправиться с Доум’вилль во мрак.

Она заплакала из-за Тейрфлина, своего убитого брата. Что она натворила? Она поднесла руку к глазам, ожидая, что там по-прежнему будет кровь.

Она попыталась сказать себе, что это Хазид’хи заставил её сделать это, что меч выбрал носителя, и ей не оставили выбора. Но нет, она не могла заставить себя винить меч, или ненавидеть меч, нет. Никогда. В конце концов она заплакала и из-за Хазид’хи.

Меч должен быть в её руках, рядом с ней, когда она покинет этот мир.

Этот тёмный мир.

Последняя мысль застала её врасплох. Она снова попыталась поднять лицо, повернуть лицо, но когда это не получилось, упёрлась рукой в холодный лёд и резко оттолкнулась изо всех сил, которые смогла найти, отрывая кожу. Боль была ужасной, но освобождение того стоило. Она завертелась и скорчилась, улеглась на спине и взглянула на небо – на облака и звёзды.

Звёзды! Миллионы, миллионы звёзд!

День наконец закончился.

С огромным усилием она заставила себя сесть и сильнее почувствовала укусы холодного ветра.

Когда её объял глубокий холод, она решила, что проснулась лишь затем, чтобы наблюдать за собственной смертью, что её собственный разум решил, что в эти последние мгновения она должна бодрствовать.

Она решила, что ляжет и позволит холоду забрать себя – ведь что ей ещё оставалось? Но когда она начала укладываться, Доум’вилль заметила необычный свет невысоко в небе, слева от неё – рассеянное жёлтое мерцание. Первой её мыслью было, что небо проглатывает солнце и ночь побеждает в какой-то небесной битве.

Но потом она поняла, что свет расположен ниже очертаний горного хребта.

Такого быть не могло.

В глубине разума раздался шёпот «костёр», а с ним – воспоминание о том, что костры значили для других.

Собрав последние силы в своём исхудалом, надломленном теле, Доум’вилль поползла к этому свет. Дальше и дальше, так долго, что она стала ждать восхода солнца и решила, что должна начаться заря. Но нет.

Затем свет костра моргнул впереди, и она удвоила шаг, борясь, опасаясь, что каждое движение станет последним, чувствуя такой холод, какого и представить себе не могла, от которого словно горели руки и ноги.

Опустив голову, истощённая, погибающая полуэльфийка чуть не заползла прямиком вглубь снежного холма. Вздрогнув, она подняла взгляд и начала огибать холм – только её разум не смог понять, что она видит. Это был не естественный холм, а почти что правильный купол, с низким навесом из снега, создающим подобие входного тоннеля.

Думая лишь о том, чтобы укрыться от ветра, Доум’вилль заползла внутрь. Она застыла, когда почувствовала мех, густой и мягкий, но после мгновенного ужаса поняла, что это не живое существо, а плотное одеяло.

Здесь было тепло, теплее, чем должно быть по её мнению, поскольку стены тоже были сделаны из снега.

Она не понимала.

Ещё ей было всё равно. Она рухнула лицом в мех и заплакала, и позволила себе забыть о мире.

Пока не услышала рык.

Её глаза распахнулись и увидели острые клыки скалящегося существа, похожего на собаку, всего в нескольких дюймах от лица.

Она закричала, и животное наполовину гавкнуло, наполовину взвизгнуло, пока другое укусило её с другого бока. Доум’вилль снова вскрикнула и перекатилась, отчаянно колотя рукой, поворачиваясь к выходу… чтобы обнаружить две фигуры, преградивших его. Люди, подумала она, один держит маленькую лампу.

- Помогите, - хотела сказать она, пока тот, что был крупнее, не откинул меховой капюшон своей плотной куртки.

Определённо не люди.

Орки.

Доум’вилль рефлекторно вытянула руки, чтобы схватить обоих и призвать свою магию молний, оглушив их. Она оттолкнула их в разные стороны, когда они согнулись от боли, и поползла к тоннелю, спасая свою жизнь.

Острые зубы впились в её ногу, и она пнула зверя свободной ногой, но когда попыталась её убрать, могучая ладонь сомкнулась на лодыжке, удерживая её. Доум’вилль изо всех сил ударила в ответ. Она схватилась пальцами за лёд и снег, плача и крича, отчаянно пытаясь сбежать.

Но сил у неё не было, и орк с лёгкостью подтащил её к себе. Она попыталась развернуться, но на неё набросились оба, прижав к земле, и жестокие питомцы визжали и рычали, гавкали и щёлкали зубами у её ног.

Орки заговорили с ней или друг с другом – ей было всё равно, она продолжала биться в их хватке.

Но бесполезно; она не могла с ними бороться. Они надёжно