– Я не стал покупать готовую, заказал в Гамбурге на верфи, на свой вкус. Семьдесят футов, океанская, стальной усиленный корпус, – рассказывал до черноты загорелый мужчина с массивной золотой цепью на толстой шее и для убедительности постучал босой ногой по палубе. – Можно вокруг света обойти!

И, спохватившись, пояснил:

– Семьдесят футов, это больше двадцати метров. По классификации считается довольно большой!

– Спасибо, что объяснил, Георгий, – безуспешно пытаясь скрыть сарказм, ответил собеседник. Судя по отсутствию загара, он совсем недавно приехал на Лазурный берег. – Но у Абрамовича-то яхта побольше будет…

Тот глянул внимательно и едва заметно усмехнулся.

– Не обижайся, Витя! Просто у тех, кто занимается яхтингом, свои словечки, – он поднес сигару ко рту, затянулся, выпустил дым кольцами, но морской бриз тут же уничтожил показатель мастерства курильщика. На безымянном пальце блестел и переливался всеми цветами радуги платиновый перстень с крупным бриллиантом. С ним ветерок ничего не мог поделать. Так же, как с часами «Ланге и сын» из белого золота, скромно блестящими на запястье левой руки.

– Да я не обижаюсь, Жора, о чем разговор, – дружески улыбнулся тот, кого звали Виктором, и тоже затянулся.

Колец из дыма он выпускать не умел, цепи и перстни носить не привык: они плохо гармонировали с генеральским мундиром. Правда, «Ланге и сын» у него был точно такой же: Георгий подарил, как только он поднялся на яхту. И даже сам выставил – на одном циферблате российское время, на другом европейское. Очень удобно! Он непроизвольно бросил взгляд на часы. И красиво! Это не грубый кусок золота, который любят нацеплять всякие скоробогачики – солидно и в то же время изящно.

У Окорока, как ни странно, есть вкус! Где он его поднабрался? В мордовских колониях, где отбыл три срока за вымогательство и разбои? Правда, это было давно, в восьмидесятые-девяностые, потом таких, как он, сажать перестали. Изменилась жизнь, изменились правила игры, а эти ребята очень хорошо приспосабливаются к обстановке… Они хорошо вписались в новую жизнь и даже стали нужны многим. В девяносто пятом, когда он молодым капитаном сажал Окорока за нападение на ювелира, разве мог представить, что будет гостить у него во Франции, кататься на его яхте, да еще в выданной им одежде?! Да нет, в кошмарном сне бы не приснилось! А теперь вроде и ничего страшного – что было, то быльем поросло, прошлые судимости никого не пугают, сейчас Окорок никакой не Окорок, а уважаемый бизнесмен, большую часть времени живущий во Франции. А что одежду выдал – ну, подумаешь, гостевой комплект, сейчас это принято…

Конечно, афишировать такие связи нельзя, но у Георгия охрана – волкодавы, если кто-то неосмотрительно поднимет поблизости фотокамеру или телефон, то разобьют и объектив, и физиономию… Хотя нет, физиономию не тронут – тут с этим строго…

– Три носовые каюты, ты их видел. В каждой свой гальюн… Отделка – орех, дуб, красная медь, мебель по лучшему каталогу. И главное – все под меня, как я захотел, – пел соловьем бывший Окорок.

– Ну, и сколько стоит это удовольствие? – перебил Виктор.

Георгий махнул рукой.

– Около четырех лямов, точно надо у бухгалтера спросить.

– Долларов?

– Евро.

– А-а-а…

«Офигеть, – подумал Виктор. – При моих доходах, и то надо года полтора-два копить… А он вон как легко рукой машет: ерунда, мол. Помахал бы он так в девяносто пятом, когда для форсу за бутылку коньяка нанимал спасательный глиссер и катал девочек по Дону… Судовладелец фуев…»

Георгий будто прочел его мысли и покровительственно похлопал по плечу.

– Ничего, если наше сотрудничество будет развиваться столь же плодотворно и дальше, то ты тоже сможешь позволить себе такую яхту. Или какой-нибудь такой домик…

Яхта уже шла вдоль берега, и он показал на горный склон, тесно застроенный разнокалиберными виллами.

Виктор усмехнулся.

– Я не шучу, – вполне серьезно проговорил Георгий. – Тебе ведь надо о будущем думать! Вышибут тебя из кресла – и что дальше? Тут и понадобится золотой парашют и местечко, куда приземлиться!

– Хорошо. Буду иметь в виду, – ответил Виктор.

– И вот это возьми, пригодится, – бывший Окорок протянул коробочку с надписями на «зарубежном», как говорят некоторые интеллектуалы, языке. Поскольку генералу не обязательно владеть зарубежным языком, то Виктор сразу стал распаковывать коробку.

– Что это? – нетерпеливо спросил он.

– «Black Phone», криптосмартфон, – объяснил Георгий. – Разговор по нему шифруется, и перехватить его невозможно.

– Никогда не видел, – заинтригованный Виктор рассматривал симпатичный, довольно увесистый аппарат.

– У вас такие запрещены. Поэтому лучше никому не показывай. Положи в сейф и заряжай раз в месяц. А когда тебе придет знак, чтобы со мной соединился – либо набери номер: он уже вбит, или положи рядом с собой – я сам позвоню.

– А какой знак придет? Почтовый голубь прилетит?

– Зачем? Позвонят по обычному телефону или эсэмэс пришлют. Что-нибудь типа «Жора не может дозвониться»…

– А что он такой тяжелый? – Виктор прикинул черный, с большим экраном аппарат на ладони.

Георгий усмехнулся.

– На пятьдесят грамм всего. Шифровальное оборудование.

Яхта описала плавный полукруг, зашла в марину, капитан мягко подошел к причалу, матрос ловко закрепил швартовый канат за небольшой блестящий, словно никелированный, кнехт.

– Поехали ко мне, – сказал Георгий. – Отдохнем, расслабимся.

– Не могу. Валентина и так пилит мозги, что я оставляю ее одну.

– Тогда ладно, порадуй жену. Поводи ее по магазинам, своди в рестораны. Вот, держи, на мелкие расходы, – он протянул золотую пластиковую карту. – ПИН код на ней.

– Думаешь, у меня денег нет?

– Да ничего я не думаю! Просто небольшой знак внимания твоей жене. А вечером пришлю ей цветы.

– Ладно, дорогой, спасибо!

Расстались они довольные друг другом.

По вертикальной лестнице Федор Степанович забрался на восьмиметровую высоту довольно быстро, хотя и с одышкой. Отец поставил голубятню после войны. Маленький Федор лазил на нее быстро по десять раз в день, но в шестьдесят три года и такой подъем можно было считать успешным.

Он открыл леток, выпуская на волю восемь пар голубей. Здесь были в основном сизари, несколько почтарей и один турман. Несколько турманов разбились во время своих кувырканий, напоминающих штопор и таких же смертельно опасных, поэтому новых Федор Степанович не заводил. Мясных пород он тоже никогда не держал. Даже когда было плохо с мясом и его товарищ Сергей по прозвищу Водолаз предлагал дать на развод пару «кингов», хвастаясь, что он с ними горя не знает: размножаются и вес набирают быстро, мясо вкусное и нежное… Но Федор Степанович отказывался: он считал, что голуби – его близкие друзья, как члены семьи. А друзей есть негоже.