– Сколько можно спать? Народ уже давно гуляет, а мы еще ни в одном глазу!

Пока Леночка накрывала на стол, мы с ним сходили в гастроном напротив нашего дома. Начались опять тосты и стихи, стихи, стихи. В этот день он так и не выбрался в гостиницу, а следующим утром он разбудил нас опять теми же лозунгами. В понедельник, когда мы отправились на работу, он сказал, что останется у нас дома и тоже поработает. Все это продолжалось четыре дня. На пятый день вечером он сообщил, что, к сожалению, нужно ехать в Москву, что еще нужно заехать в гостиницу рассчитаться и забрать паспорт.

– А как же Киев? Я подготовился показать тебе много интересного.

– Киев очаровательный город, – ответил он, – мне страшно понравился. Он произвел на меня неизгладимое впечатление, – и с этими словами он умчался.

Когда же отмечались праздники, годовщины, именины и прочие торжественные события, накрывался в гостиной большой стол, готовились холодные и горячие закуски, насколько это позволяла советская пищевая промышленность, покупались напитки (в основном, крепкие). Приходило много гостей – человек двадцать, а иногда и больше. Непременными посетителями этих застолий были остроумнейший Игорь Шик со своей очаровательной супругой Тамарой, Леня Зимин с симпатичнейшей Галочкой, супруги Скуленко, великолепный радиорежиссер Марина Шиманская с супругом, Инночка Немчинова с супругом, супруги Каневские… Очаровательная Светлана Полутова – Генеральный директор объединения «Детский мир» всегда приносила с собой какие-нибудь диковинные деликатесы. Эти мероприятия проходили бурно, но, как правило, без эксцессов. Только однажды, в день моего рождения, произошла неприятность. После очередного тоста моя приятельница Инна вышла на балкон и тут же получила сверху удар бутылкой по голове. Удар сильный – шишка и кровавая царапина. Поскольку мы жили на восьмом этаже, а дом был девятиэтажным, никаких сомнений в отношении адреса автора этого поступка не возникло. Кто-то позвонил в милицию, а наиболее экспансивный Леонид Каневский тут же ловко отбил донышко у пустой бутылки и с этим страшным оружием помчался наверх. Хозяин верхней квартиры, разглядев в глазок агрессивное Ленино лицо и его ужасное оружие, естественно, его не впустил, а сам обложился различными предметами для защиты. Когда Леня вернулся, другой приятель, Олег, сообщил, что с соседом сверху – известным хулиганом – он учился в одном классе и сейчас этот вопрос уладит. Он вернулся через полчаса, сказал, что бутылку бросила младшая дочь хозяина, что она уже наказана, что он очень извиняется, что они выпили коньяка за мир между жильцами и что нет никаких причин для конфликта.

После окончания его речи позвонили в дверь. Это была милиция. Мы изложили им произошедшие события. Осмотрев количество бутылок на столе, капитан, возглавлявший этот наряд, подверг сомнению миролюбивость наших отношений и решил проверить наши личности. Но, к нашему счастью, он оказался большим любителем искусства и, обнаружив среди нас заслуженного художника, заслуженного деятеля искусств и заслуженного тренера, резко изменил свое мнение. Кроме того, он оказался театралом и узнал Славу Сланко, популярного актера театра Русской драмы, после чего сообщил, что вышеживущий жилец будет сильно наказан. Он составил протокол, и отправился наверх. Там он обнаружил нашего соседа под шафе с бутылкой коньяка (работа Олега), на столе у дверей большой кухонный нож и молоток (работа Лени). Судьба его была решена, и он был отправлен в кутузку.

Следует заметить, что бутылка была брошена не случайно. Когда я столкнулся с супругой нашего наказанного соседа и посетовал на происшедшее, она мне мрачно ответила: «А я не люблю, когда играют на рояле. Будете еще играть – залью водой». Предупреждение было многообещающим и достаточно реальным, так как она заливала уже нас дважды. В нашем доме проживала та еще публика. Дом являлся кооперативом автодорожного института. Однако этот сосед был слесарем-ремонтником, сосед слева был продавцом мебельного магазина, сосед справа был мясником на Бессарабском рынке, где он начинал бурную деятельность с семи утра. Его при нас посадили на довольно солидный срок, – очевидно, не за ударную работу. Поэтому когда нам предложили обменять квартиру на большую на улице Щорса – вопрос о соседях тоже был одним из немаловажных факторов. Этот дом принадлежал киностудии. Наши новые соседи не имели отношения к киностудии, но были намного спокойнее.

Здесь мы могли играть и петь без особых опасений за свое здоровье. В нашем доме бывало немало людей, имеющих отношение к музыке. Однажды, когда к нам пришла в гости оперная прима Евгения Мирошниченко с супругом режиссером Бегмой, мы сидели за столом в малой гостиной, пили, закусывали, рассказывали различные веселые истории. Инициативу захватил Бегма, он сыпал актерскими байками, анекдотами, частушками. Потом, вставив пятаки в глазницы, начал петь поездные жалобные песни. При словах: «Полез под кровать за протезом, а там писаришка штабной» Женя не выдержала. Она не привыкла к тому, чтобы кто-то кроме нее был центром внимания.

– Хватит! Теперь я буду петь!

– Может, тогда пройдем в соседнюю комнату? Там просторнее и есть пианино и есть, слава Б-гу, кому аккомпанировать, сказал я.

– Нет, мне не нужен аккомпанемент. Я буду петь тут, за столом.

И она запела. Я слушал ее в опере, я знал, что у нее великолепное чарующее сопрано, но я не мог себе представить, что у нее голос такой силы. Дребезжали стекла, вибрировала люстра. Мы сидели очарованные. А она при этом в перерывах выпивала наравне со всеми, и это ни в коей мере не сказывалось на ее пении. Пела она народные песни, просто популярные песни и песни, которые не пропустили бы ни на радио, ни на телевидение. Мы долго находились под впечатлением ее пения.

Вообще, при любых застольях, после хорошей выпивки и закуски мы переходили в другую комнату, где стоял наш «Блютнер». Желающих играть и петь было много. Хорошо играли Виктор Зарецкий, моя супруга Леночка, Саша Скуленко. Первым обычно захватывал пианино Скуленко, начинал петь блатные и дворовые песни или наигрывать джазовые мелодии. К пианино в это время подбирался Леня Каневский и просил ему аккомпонировать. Пожизненное пребывание на Днепре со своими спортсменами так разработало его легкие, что голос его стал стенобитным. Он неоднократно говорил, что если бы он мог покинуть свою команду (сборную Украины по академической гребле) он бы постарался попасть в оперу. Начинал он с популярного «Hello, Dolly».

Потом за рояль садился Виктор Зарецкий. Пели все. Потом играла и пела моя супруга. Ей подпевали наши приятельницы – Томочка и Галочка. Они предпочитали песни Окуджавы.

В один из праздничных дней нас посетил Роберт Клявин – главный балетмейстер Киевского оперного театра. С ним пришел незнакомый нам человек. Он явно не был балеруном – маленького роста, полный, застенчивый. Роберт извинился, что привел его без приглашения, и сказал, что это его приятель – инженер.

После застолья все перешли в гостиную. Саша прянул за рояль. Пел, как обычно, «Жену французского посла», «Дождик капал на ручку», «Сиреневый туман». После этого спел «Ваше благородие, госпожа удача». Роберт попросил его сыграть другие песни Окуджавы. Саша ответил, что он их не знает, что ему нужно их подбирать. Тогда Роберт сказал своему приятелю: