— А как насчет доброго сердца?

— Верно. Не без этого.

К сорока годам Сэнди прибавил несколько фунтов вокруг талии и слегка округлился в лице, но его вид деревенского простофили был обманчив. Однажды начальство перевело его из Пиксхилла, потому что, по его, начальства, мнению, полицейский, долго живущий в маленьком населенном пункте, мягчает и расслабляется, и послало в Пиксхилл патрульные машины из другого города. За время отсутствия Сэнди, однако, уровень мелкой преступности в Пиксхилле сильно вырос, а процент раскрываемое(tm) преступлений, наоборот, сильно упал, так что через некоторое время Сэнди Смит был по-тихому возвращен на свое прежнее место, к большому неудовольствию местной шпаны.

Нарядно одетый доктор Брюс Фаруэй, недавно приехавший в Пиксхилл, но уже успевший восстановить против себя половину пациентов своей покровительственной манерой обращения, ловко выбрался из фургона и строго наказал мне не трогать тело, пока он не договорится, чтобы его забрали.

— Хотел бы я знать, зачем мне это может понадобиться, — безразлично заметил я.

Он с неудовольствием посмотрел на меня. Мы невзлюбили друг друга еще несколько месяцев тому назад, и он так и не простил мне, что я не согласился с диагнозом, который он поставил одному из моих водителей, заплатил за дополнительную консультацию и доказал, что он ошибся. Не было в докторе Фаруэе ни смирения, ни хотя бы капли человечности, хотя я слышал, что больные дети его любят.

Он остался отдавать короткие инструкции по телефону, а мы с Сэнди направились к дому, где он взял показания у Дейва и Бретта. Будет проведено следствие, объявил он им, но вряд ли это отнимет у них много времени.

Слишком много, подумал я сердито, и оба безошибочно поняли, о чем я думаю. Я сказал им, что поговорю с ними утром. Похоже, спокойствия это им не прибавило.

Немного погодя Сэнди отпустил их, и они отправились в местную забегаловку, где немедленно все расскажут и откуда слухи распространятся по всему поселку. Сэнди захлопнул свой блокнот, устало улыбнулся мне и укатил к себе, чтобы позвонить в полицейское отделение того городка, где жил покойный. Остался только Брюс Фаруэй, нетерпеливо ожидающий у своей машины транспорта, на котором Кевин Кейт Огден сможет продолжить свое путешествие. Я направился к доктору, чтобы услышать последние новости.

— Они хотели оставить его здесь до утра, — обиженно воскликнул он. — Но мы с Сэнди настояли, чтобы они приехали сегодня.

Спасибо и за это, подумал я и предложил ему подождать в доме. Неопределенно пожав плечами, он согласился. В большой гостиной я предложил ему спиртное, кока-колу или кофе. Он от всего отказался.

Брюс Фаруэй с брезгливой миной разглядывал ряд сделанных на скачках фотографий, висевших на стене. В основном на них был изображен я верхом на лошади во время прыжка. Жители деревни, где все вертится вокруг разведения чистокровных скаковых лошадей и где от четвероногих аристократов зависит не только возможность иметь работу, но и благосостояние большинства, слышали, как Брюс Фаруэй говорил, что жизнь, посвященная скачкам, — это жизнь, прожитая впустую. Достойно похвалы только бескорыстное служение другим, к примеру, работа врачей и медсестер. С его точки зрения, в своих травмах жокеи виноваты сами. Никто не мог понять, зачем такой человек приехал именно в Пиксхилл.

Я подумал, что могу его спросить, и спросил. Он удивленно посмотрел на меня и подошел к окну, чтобы взглянуть на неподвижный фургон.

— Я — сторонник общей практики, — заявил он. — Я верю в пользу служения сельским общинам. Я верю, что нужно лечить семью, а не болезнь.

Все бы ничего, подумал я, не смотри он на меня так высокомерно и не светись в его глазах сознание собственного превосходства.

— Отчего умер наш клиент? — спросил я. Он сжал свои и без того тонкие губы.

— От обжорства и курения, так я полагаю. Живи он в другом веке, он приговаривал бы ведьм к сожжению. Разумеется, заботясь об их бессмертной душе.

Тощий фанатик, доктор нетерпеливо мялся у окна и наконец сам задал вопрос:

— Почему вы были жокеем?

Ответ был бы слишком сложным. Поэтому я просто сказал:

— Я таким родился. Мой отец тренировал скаковых лошадей.

— Разве это было неизбежно?

— Нет, — ответил я. — Мой брат — капитан рейсового парохода, а сестра — физик.

Он перенес свое внимание с фургона на меня, и от удивления у него даже отвисла нижняя челюсть.

— Вы это серьезно?

— Разумеется. А почему бы нет?

К ответу на этот вопрос он не был готов, но из неловкого положения его выручил телефонный звонок. Я снял трубку. Это был слегка запыхавшийся Сэнди, листающий страницы своего блокнота.

— Полиция Ноттингема, — произнес он, — хотела бы знать, где точно находится Саут Миммз.

— У них что, карты нет?

— Ну ладно, ты мне скажи, чтоб я мог четче доложить.

— И у тебя должна быть карта.

— Ладно, прекрати, Фредди.

Улыбаясь, я сдался.

— Бензоколонка в Саут Миммз расположена к северу от Лондона, по шоссе М25. И еще одно хочу тебе сказать, Сэнди. Наш приятель Кевин Кейт не ехал прямиком из Ноттингема в Бристель. Откровенно говоря, если тебе надо из Ноттингема в Бристоль, ты, как ни старайся, в Саут Миммз не попадешь. Так что скажи там своим коллегам в Ноттингеме, чтобы они полегче с родственниками, потому что, что бы наш покойник ни делал в Саут Миммз, он точно не ехал напрямую из дома на свадьбу дочери.

Он долго переваривал мою информацию.

— Ага, — сказал он, — я им передам.

Я положил трубку, а Брюс Фаруэй спросил:

— Какая свадьба дочери?

Я пояснил ему, с помощью каких аргументов убедили Дейва взять пассажира, нарушив тем самым все правила.

Нахмурившись, Фаруэй спросил:

— Значит, вы не верите в свадьбу дочери?

— Не слишком.

— Полагаю, не слишком важно, почему он оказался в... как вы сказали... Саут Миммз?

— Для него, разумеется, — согласился я, — но все это отнимет много времени у моих водителей, следствие и все такое.

— Он же не нарочно умер! — запротестовал доктор.

— Однако это ужасно некстати.

Посмотрев на меня с явным неодобрением, Фаруэй вернулся к созерцанию фургона. Время тянулось медленно и тоскливо. Я выпил виски с водой («Мне не надо», — сказал Фаруэй), с голодной тоской вспомнил о моем остывшем ужине и ответил на несколько телефонных звонков.

Новости распространялись с быстротой молнии. Первый голос, потребовавший отчета, принадлежал владельцу двухлеток, которых я перевозил в Ньюмаркет, а второй — тренеру, вынужденному наблюдать, как они покидают его конюшню.