Не успела она представить себе Таню Бескровную десять лет спустя, как почувствовала, как от шеи, вдоль позвоночника поползло что-то жгуче-ледяное, резкое, от чего дух перехватило и заставило ее чуть ли не подпрыгнуть. Это были кусочки льда, что не достались Жене Крымову.

– Убью на месте. – И она ринулась вслед за убегающей от нее хохочущей Таней.

Они носились по приемной, в то время как Шубин спокойно попивал себе кофе.

– Где-то в морге лежит труп молодой женщины, а вы резвитесь как сумасшедшие… С кем мне приходится работать…

Рядом с ним присел не успевший отдышаться Крымов. Он выглядел значительно моложе своих сорока лет. Неровный румянец разлился по щекам, в глазах светилась какая-то детская радость, казалось, он совершенно освободился от терзающей его еще не так давно боли по поводу разрыва с Земцовой. И Игорь вдруг вспомнил Юлю, подумал о том, как же им всем не хватает сейчас ее нежной улыбки, смеющихся глаз и в то же время какой-то основательности, серьезности, увлеченности – всего того, чего он не находил ни у Нади, ни у Тани. Возможно, что и Юля сейчас включилась бы в игру и бегала по приемной с пригоршней льда, стараясь засунуть ледяное крошево кому-нибудь за шиворот, но сама думала бы при этом о Соболеве и о том, как поскорее встретиться со Ступиным, чтобы расспросить его об убитой жене… Она любит разгадывать загадки. Но самое главное – ее присутствие придавало бы ему, Шубину (да и не только ему), силы.

– Ладно, – услышал он вдруг над самым ухом голос запыхавшейся Тани, – уговорили, черти, я сама позвоню Корнилову и буду наводить мосты. Закрою глаза на его нахальство и буду работать, постараюсь встретиться со Ступиным, если только Игорь мне разрешит…

Шубин был удовлетворен. Значит, работа с ним бок о бок в течение нескольких месяцев все-таки кое-чему научила эту девчонку, бывшую продавщицу из обувного магазина.

– Я не против. Мы живем на одной планете, нам надо учиться уживаться друг с другом. Без Корнилова нам будет сложновато, учитывая, что у нас нет тех возможностей, что у официальных органов. Зачем я это тебе рассказываю, сама не маленькая. Вот увидишь, Виктор Львович это оценит.

– Отлично, я прямо сейчас и позвоню… – Таня шумно, с придыханием, как ребенок, выпила кофе и подошла к телефону, набрала номер. – Виктор Львович? Угадайте, кто вам звонит… Правильно, это я. Меня интересует дело Ступиной… Да, да… Мне бы хотелось встретиться с ее мужем. К нему сейчас бьется человек по фамилии Соболев, это его друг. Надо бы записать их разговор… Да вы что? Отлично, спасибо… – Глаза ее засияли, она посмотрела на Шубина и кивнула ему головой, мол, все получилось. – Родина вас не забудет… Хорошо, через два часа я у вас…

Она положила трубку:

– Получилось! С первого раза! Этот старый жучара понял, что запахло денежками… Ну и бог с ним… Главное, что он ждет меня через два часа. Скоро появится Соболев, они запишут их разговор, и Корнилов сделает нам копию пленки. Я сама поговорю со Ступиным, ведь можно?

– Конечно, только подготовься как следует и учти, что он может находиться в шоке как в случае, если бы он сам убил жену, так и если бы ее убил кто-то другой… Судя по тому, что мы с вами услышали, ее семейная жизнь не ладилась. Она была любовницей его друга, однако продолжала приходить к мужу. Странный брак, странные отношения. Видимо, странный человек этот Ступин.

Но Таня его уже не слышала. Она мысленно перенеслась в маленькую, залитую желтым светом лампы комнату для допросов. Перед ней на стуле сидел убеленный сединами господин Ступин – директор мясоперерабатывающего комбината, угрюмый, с опущенной головой, и она задавала ему свои вопросы… Шубин ей уступил право первой встретиться с человеком, которого подозревают в убийстве. Интересно, как бы построила свой разговор с ним Земцова?

Таня подняла глаза и встретилась взглядом с Надей Щукиной.

– Надо Земцовой позвонить, может, она на Новый год к нам сюда собирается, – вдруг сказала Надя, и все повернулись в ее сторону. – Что это с вами? Я что-то не то ляпнула?

Она домывала последнюю ступеньку третьего этажа, когда услышала женский голос. Валентина замерла, перестала возить тряпкой и выпрямилась. Молодой женский голос недовольным тоном жаловался кому-то на потерю ключей:

– Представляешь, достала из сумки ключи, они выскользнули из рук и провалились в щель между стеной и полом… Такое даже трудно себе представить, а вот меня угораздило… Здесь же огромная щель… фанера, за фанерой тысяча проводов, они тянутся с девятого этажа до первого вдоль стены, поэтому неизвестно, где они зацепились… Короче, Коля, я не могу попасть в квартиру. Что мне делать? Сидеть и ждать на ступеньках? Спускаться вниз? Ты пришлешь машину? Хорошо, договорились… Только скажи своему водителю, чтобы поторапливался. У тебя щи остались, или мне, может, сходить в магазин за капустой? Понятно, ты снова ничего не ел… Ладно, потом поговорим…

Валентина слышала, как женщина чертыхнулась, судя по всему, уже отключив сотовый телефон, и, пробормотав: «Непонятно, чем он вообще питается… Ему готовишь-готовишь… Святым духом, наверное…», вызвала лифт. Он мощно загудел, двигаясь медленно откуда-то снизу, после чего звучно, лязгая невидимым железом, остановился, двери разъехались, и дамочка-растяпа, только что потерявшая ключи, цокая каблуками, вошла в него, двери закрылись, и лифт потащился вниз.

«Раз, два, три – отомри!» Валентина вздохнула, словно ей кто-то до этого мешал дышать, и подошла к массивной металлической двери, оклеенной пленкой, маскирующей ее под дерево. На лестничной площадке, получается, была всего одна-единственная квартира. Видимо, хозяева ее объединили все три квартиры. План созрел в одно мгновение. Вот он, электрический щиток, дверца приоткрыта. Валентина заглянула внутрь и поняла, что он не функционирует – новый электрический щит, вероятно, находится теперь в самой квартире, а этот остался с тех времен, когда на площадке проживали три семьи. И от него когда-то тянулись вниз все провода, грубо замаскированные толстой фанерой, выкрашенной в белый цвет. А вот и щель… Действительно, широкая. И угораздило же ее, эту дамочку, выронить ключи таким образом, что они скользнули прямо в темноту, вниз, в грязь и неведомую электрическую паутину. Не каждая женщина отважится сунуть в эту щель руку. Валентина пошарила в карманах, но, не найдя ничего подходящего, решила поискать алюминиевую проволоку или что-нибудь наподобие этого во дворе дома или на помойке. Но это потом. Сейчас приедет машина с водителем, который передаст хозяйке квартиры ключи, и она останется там. Может, завтра утром она уйдет на работу, к примеру, или к парикмахеру, словом, туда, куда отправляются утром нормальные женщины, а Валентина попытается достать упавшие ключи. И тогда в ее жизнь хотя бы на полчаса вернется элемент цивилизации – ванна. Это пока было пределом ее мечтаний. Она не видела ванну уже тысячу лет, как не видела и всего остального, чем прежде была наполнена ее жизнь… Сейчас же ей оставалось только одно – мыть полы в подъезде. Она делала это по собственной инициативе, зная, что в ЖЭКе сократили единицу уборщицы и что жильцы этого и других близлежащих домов решили сами нанять уборщицу, которая согласилась бы за копейки убирать подъезды (Валентина случайно оказалась возле дома в тот момент, когда там проходило собрание). Понятное дело, что никто не согласился, и тогда Валентина на свой страх и риск вымыла два подъезда, затем через три дня еще раз и еще… А через месяц пошла по квартирам собирать деньги за уборку подъезда. Все спокойно отдавали по пять рублей с человека, мало интересуясь тем, кто мыл лестницы и сколько раз в неделю. Набрала триста шестьдесят рублей и была счастлива и этим деньгам…