Когда сушняка набралось достаточно, запалили огонь. Кручина то и дело посматривал в сторону работающих мужиков. Добр рассмеялся.

– Что, дядька Кручина, тянет в компанию?

– Да нешто, – отмахнулся мужик, почесывая бороду, – сами управятся. Батька твой за троих работает. Почуял наживу.

Сладковато-едкий дымок от разгорающегося костра приятно щекотал ноздри. Огонь начал облизывать закопченные бока артельных котелков. Удивительно, что здесь не было ни гнуса, ни комарья. Тяжелое пчелиное гудение навевало дрему.

– А ты видишь что-нибудь, дядька Кручина? – вдруг спросил Добр, кивая в сторону колыхающегося воздуха.

– Чего я должен видеть? – оскалив желтые зубы как старый волчара, ухмыльнулся мужик.

– Воздух плавает, – Добр вытянул руку. – Вон, как будто волнами ходит.

– Не вижу ничего, – Кручина прищурился. – Привиделось тебе, парень…

Он внезапно замер и с хрустом разломил толстую ветку в нескольких местах и подкинул в костер.

– Подожди, – верный отцов товарищ пристально взглянул на Добра. – Говоришь, что видишь вот это?

Он покачал ладонью, имитируя движение волн. Добр кивнул, а Рада с любопытством взглянула на мужа. Кручина почесал затылок и с кряхтением поднялся.

– Прогуляюсь до батьки, – сказал он. – Дров достаточно заготовили, хватит.

Солнце уже перевалило середину неба, а работы не прекращались. Копали по расширяющемуся кругу, а когда земли было выкинуто на поверхность прилично, стали углубляться. Пришлось Добру идти к работникам и звать всех на обед.

– Обманул, буляш копченый, – ругался сухопарый Мокроус, лихо наворачивая ложкой из котла. – Нет здесь ничего. Почитай, на два аршина вглубь ушли, а ничего не нашли, даже камешка мелкого!

– Геванча не обманывает, – пыхая из можжевеловой трубки табачным дымком, откликнулся эвенк. – Копье врать не будет. Наконечник сам верховный шаман освятил. Здесь небесный камень.

– Скоро лед пойдет, – подтвердил опасения Мокроуса Будила. – Уже копать трудно.

– Я слышал, камни глубоко в землю уходят, – заметил Ряха, за время похода спавший с лица. Свое прозвище он получил как раз за округлое живое лицо с двойным подбородком, но сейчас вряд ли кто узнал бы в нем жизнерадостного мужика, любившего вкусно поесть и выпить. Не одна сотня верст по рекам и тайге высушили его до такой степени, что рубаха стала прилипать к хребту. – Удар сильный твердь пробивает, а мы только верхний слой сняли. Дальше копать надо.

– Кто бы спорил, – снимая зубами с ложки густое пшеничное варево с кусочками вяленого мяса, ответил Кручина. – Будем копать. Найдем Источник, видит бог.

– Тебе-то откуда ведомо? – захохотал служилый Бочара. – Чародейство проснулось?

Добр почувствовал на себе быстрый взгляд отца и Кручины, но не придал этому значения. Он сидел плечом к плечу с Радой и наслаждался теплой погодой, густым запахом трав и бегущими по лазурному небу белоснежными облаками. Эх, остаться бы здесь жить!

– А чую я, – добродушно ответил Кручина, но в глазах, опушенных густыми ресницами, мелькнула злая искорка. – Без чародейства чую.

Отобедав, решили отдохнуть, пока не уйдет самый зной. Люди расположились под кустами, и вскоре отовсюду раздался мощный храп. Добр играл с мальцом, подсовывая ему еловые шишки, а тот, заливаясь смехом, разбрасывал их по сторонам.

– Пойдем-ка, сын, – Мамон навис над Добром. – Поговорить нужно.

Оставив Раде младенца, он, недоумевая, зашагал по луговине следом за отцом. Направлялись они к раскопам. Остановившись на краю черной влажной ямы, на дне которой уже поблескивали ледяные комки, медленно тающие под солнцем, Мамон тихо спросил:

– Правду молвил Кручина, что ты видишь Источник?

– Да ты что, батька! – засмеялся молодой мужчина. – Как я его увижу? Чародейством не наделен!

– А ты не торопись! – облизал сухие губы Мамон. – Мало ли, привиделось с устатку, али в глазах помутилось… Сейчас что-нибудь видишь?

– Воздух колышется, – Добр неуверенно отмерил пять шагов от вывалов земли. – Вот здесь. Вокруг меня теперь крутится.

– Ага, сынок, – заторопился Мамон, подтаскивая к нему небольшой булыжник. – Отходи. Здесь будем копать. Чуток промахнулся Геванча. И это…

Отец замялся и помрачнел лицом.

– Когда найдем Источник, будь готов. Я с тобой Ряху оставлю. Шалаши ставьте. Скоро стемнеет, а нам копать и копать. Понял?

– Неладное задумал? – насторожился Добр.

– Говорено уже, – отрезал отец. – Али хочешь, чтобы служилые весточку на Русь подали? И ради чего тогда мы жилы рвали, людей хоронили? Не, сына, найдем Источник – я никому его не отдам. Ты только подумай, что он нам даст! Силу, богатство, Дар чародейства! Останемся тут – всех вот здесь держать будем!

Мамон сейчас был похож на безумца с косматой бородой, торчащей во все стороны. Глаза его полыхали нешуточной яростью, а сжатые в кулак пальцы хрустнули суставами.

– Наша земля будет! С родом Мамонов другие князья считаться начнут! А ведь у тебя, сына, толика Дара появилась! Ты же видишь Источник! Признал он тебя, признал!

Мамон схватил Добра за грудки, отчего кафтан жалобно затрещал, грозясь порваться на клочки.

– Даже не вздумай поперек моей воли становиться! – забрызгал он слюной. – Сам же потом благодарить будешь! Иди отсюда и не вздумай вмешиваться!

К удивлению Добра, отец схватил лопату и тяжело размахнувшись, вогнал ее в еще нетронутый дерн возле отмеченного булыжником места. Один за другим стали подтягиваться остальные, присоединяясь к Мамону.

Ощущение надвигающейся беды не оставляло Добра весь оставшийся день. Он машинально рубил жерди для шалашей и лапник, вполголоса слушал бормотание Ряхи, помогавшего ему. И когда послышались радостные вопли со стороны раскопа, понял, что развязка близка.

Небесный камень глубокого черного цвета лежал на глубине четырех аршинов в слежавшейся ледяной почве, и вытащить его оттуда не представлялось возможным. Предлагалось развести большой костер и растопить лед, а уже потом, обвязав веревками, вытянуть на поверхность.

Мамон обругал особо рьяных.

– Не позволю Источник поганить костром! – рявкнул он. – Здесь будем строиться и жить! Геванча, передашь своим шаманам, что я покупаю эту землю!

Старик-эвенк только прикрыл глаза. Свое дело он сделал и собирался теперь домой, аккуратно перекладывая в мешке свои вещи: курительную трубку, кресало, какие-то шкурки, медный котелок с кружкой, закопченную статуэтку из корня дерева в виде фигурки, раскинувшей руки в стороны. Казалось бы, обычная поделка… Но от нее несло какой-то непонятной тоской и жутью. Добр чувствовал, как страх заползает в его сердце от вида шаманской статуэтки.

– Я ухожу, – сказал Геванча. – Твои слова передам шаманам, Мамон. Но никто не отдаст тебе эти земли. Ты бери небесный камень и уходи. Иначе война будет, горе будет.