Конечно, Трансоксиана и Иран на многие десятилетия получили благодаря Тамерлану то, что было уже ими забыто: возродилось процветание, ожила торговля, обогатились купцы и установилась сильная, действенная власть. Но какой ценой! И на какой срок? То, что называют Тамерлановой империей и что не идет ни в какое сравнение с империями римлян, арабов и Чингисовых монголов, своему основателю не дало ничего. Империя распалась на несколько уделов (впрочем, блистательных), последний из которых исчез с лица земли менее чем за одно столетие, и чьи владетели не оставили бы по себе никакого наследника, не обнаружься среди них некто по имени Бабур. Конечно, его сыновья и внуки: Шахрух, Байкара, Султан-Хусейн-мирза, государь-астроном Улугбек и некоторые другие станут творцами поразительного тимуридского Ренессанса, который принесет удивительные плоды почти во всех областях науки, искусства и литературы. Несомненно, не кто иной, как Тамерлан заложил основы этого чуда в своей столице, которая занимала все его помыслы. Но не родись они, что осталось бы от тимуридской цивилизации? Несколько пышных памятников, осыпающихся в благостном и красивом Самарканде? Этому человеку можно быть благодарным только за то, что им порождено. [12]

Это правда, что ему хотелось строить, наводить порядок, насаждать мир, но почти ничего из этого ему не удалось. Вместе с тем нельзя забывать: то, что он создал на несколько лет, не стоит того, что было им истреблено на долгие времена, а то и навеки, разве что надлежит учесть, что его деятельность так или иначе изменила облик мира. Мусульманская империя в Индии рухнула; Золотая Орда, мощнейшая держава, сюзерен Руси, пала; всего в одном сражении Османы оказались раздавлены так жестоко, что впоследствии смогли подняться лишь чудом. Ислам едва не погиб под натиском полчищ язычников-монголов; этому же риску его подвергли рати мусульманские, Тамерлановы. И если где-то он выдержал это испытание, — а в некоторых регионах вышел из него окрепшим, — то оказался обреченным на исчезновение в крае, где сегодня находятся Украина и часть Поволжья.

Не является ли Тамерланова жизнь той долгой эпопеей мужества, удач и ужаса, рассказать о которых следует самым подробным образом? Рассмотрение ее в этом свете могло бы свести ее к тому, что показалось бы почти банальным, а именно, что деяния сего человека были вполне соразмерны его личности. Но в случае с Тамерланом все не просто. Каков бы ни был масштаб событий, он обязательно имеет некую предельную величину. Тамерлан же, видимо, ее не знал и то и дело превосходил себя, превосходил события, при всей их грандиозности. Он существовал в постоянной чрезмерности. Его не останавливало ничто: ни ратные тяготы, ни возраст, ни болезни. Одна только смерть умела взять над ним верх. Быть может, поэтому его победы кажутся более громкими, чем являются в действительности, а его злодеяния — более зверскими, нежели на самом деле. И все это усугубила дарованная ему судьбой исключительно долгая жизнь, за время которой он заполнил своими громами весь Восток. Тамерлан созрел не рано и был обязан успехами лишь долголетию. Он процарствовал тридцать пять лет, в течение которых внутреннее напряжение его не оставляло ни на секунду. То вовсе не был метеор, который пересекает в мгновение ока небесный свод! [13]

Тамерланова эпоха являлась промежуточным этапом истории, когда превосходству великих кочевников грозило исчезновение под натиском технического прогресса, ибо он должен был очень скоро противопоставить ружья лукам и пушки коннице. Грандиозные рейды, которые во многом способствовали порабощению Китая, несмотря на возведение мощной, но бесполезной Великой стены, привели к крупномасштабным нашествиям германских племен на Европу. Разрушения, которым еще недавно подвергали Чингисовы орды Старый Свет, повториться уже не могли, однако пока ничто об этом не возвещало. И тем не менее именно Тамерлан оказался в равновесном положении между кануном и новым днем. Он был племенным деятелем, рискнувшим порвать с племенной традицией; бродягой, ушедшим в город; язычником, почитавшим великие мировые религии. Его невероятные конные рейды до самой сердцевины Центральной Азии и русских лесов оказались последними в истории победоносными набегами конницы. Разгром его врага Тохтамыша, хана Золотой Орды, стал эпохальной датой не только для славян и тюрок, но и для всей Евразии. Тогда же пришло время усомниться в непобедимости кочевников.

Итак, более, чем событийная история, нас интересуют сам Тамерлан и его время, суть которых мы надеемся выяснить. Для решения этой задачи мы, как нам кажется, оснащены лучше, нежели те, кто следовал за Тамерланом по пятам. Он и его эпоха оказались на стыке двух противоположных миров: седентарного мира мусульманского Ирана и кочевого мира евразийских степей, который довольно неудачно называют шаманским и коему была посвящена главная часть ведущегося несколько последних десятилетий исследовательского труда. Мы же уверены в том, что нам удастся проследить и в Тамерлане, и в его эпохе традиции, которые принесли его предки из глубины веков, с далеких пастбищ Монголии. Иранист Жан Обен отметил факт проявлений в поступках этого мусульманина, несомненно искреннего и истового, языческого субстрата, мощного и богатого, коему тюрки и монголы обязаны тем, что в их гении имеется самого лучшего. Тамерлан сумел почувствовать, какую роль играли эти традиции, и некоторые из них сумел применить. Существуют и другие составляющие, узнать которые может лишь алтаист и специалист по религиозным мировосприятиям. Эти традиции всего не объясняют, но позволяют лучше понять сложность индивидуума, метавшегося между двух ипостасей, которые он пытался слить в нечто единое. [14]

Поставленные Тамерланом задачи не так легко было решить в условиях общества, которое можно называть всяким, но только не простым, и в рамках свойств личности, с трудом поддающейся пониманию, где оказываются тщетными любые попытки обнаружить к ней ключ, разве что в ее силе и воле. Вопросы, найти ответы на которые мы должны, не новы: даже если они не касаются всех преуспевших больших честолюбцев, то все равно историки с ними уже сталкивались, изучая Сельджукидов, Газневидов или самого Чингисхана.

Как достиг вершин власти этот человек невысокого происхождения? Как сумел этот тюрок сделаться правителем Ирана? Как номад превратился в стопроцентного горожанина и полюбил свою столицу более всего на свете? Как этот полководец, делавший все для того, чтобы не ввязываться в крупные баталии, выигрывал каждое данное им сражение, одерживая верх над военачальниками не самого мелкого масштаба, например, над Тохтамышем, правителем Золотой Орды, разорившим Москву, или над Баязидом Молниеносным, славившимся непобедимостью, не потерпевшим в Европе ни одного поражения? Как случилось, что этот вечный победитель, перед которым не могла устоять ни одна крепость, был вынужден снова и снова брать штурмом одни и те же города, по пять раз начинать одни и те же походы? В силу каких причин отказался Тимур от завоевания ненавистного Египта, но отправился воевать в равно презиравшийся им Китай в самый разгар зимы, уже будучи старым, увечным и больным? Какая тайная сила позволяла ему вербовать на Среднем Востоке дервишей и монахов всех мастей и делать из них своих агентов, тогда как он с величайшим равнодушием нарушал законы Корана? Что позволяло ему опираться на капитал, тогда как он отправлял на смертные муки богачей, дабы присваивать себе их имущество? Как удавалось ему внушать одним и тем же людям страх и безусловную преданность, если не сказать любовь?