Вот она, значит, теперь какая. Немного пополнела, а лицо то же…

Данник уже уходил. Галя что-то сказала Голубой Молнии и ушла. Ага, тоже в заветную калитку! Что она здесь делает? Неужели она фаворитка Оргункова?! А может быть, Галя стала заниматься бизнесом, и здесь на правах «гостьи»? Зачем же она пошла сквозь калитку, в «закрытую» зону? Может, ее прислал муж для отработки долга?!

Последнюю мысль Миша отмел — не такой Галя человек… Была не таким человеком…

Мучимый любопытством, волнуясь, оставшись в купальных шортах, он вышел на солнце.

Жар облизал его тело. Миша пошевелил мускулами. Обязательно надо переговорить с Галиной. Сегодня у него день отдыха. Почему не совместить приятное с полезным?

Голубая Молния, посмотрев на Мишу, подмигнул ему:

— Купаться решил?

— Жарко.

— Иди в наш бассейн. Вон в ту калитку.

Миша внутренне возликовал — то, что ему требовалось, получилось само собой!

Пройдя в калитку, он оказался у небольшого бассейна, в котором плавала Галина. Несколько амбалов, разговаривая между собой, хищно поглядывали в ее сторону.

Миша с силой оттолкнулся от края бассейна и нырнул в теплую до отвращения воду.

Вынырнув и тряхнув головой, он отыскал глазами Галю. Она была еще в воде, но уже не плавала, а пила сок.

Он выдохнул воздух и стремительно подплыл к ней:

— Привет!

Галина испугалась, но, узнав его, рассмеялась, поставила стакан на край бассейна.

— Боже мой! Миша! Ты как здесь?

— По делам.

— Все служишь в милиции?.. Извини, в полиции… Все никак не могу привыкнуть…

— Был бы я ментом, сюда бы мне вход был закрыт… Тусуюсь. Из органов прогнали…

— Что так?

Галя усмехнулась. Мише стало не по себе — не о том они говорят. Он вдруг понял, что Галя уже давно не та девчонка, что сводила его с ума. Это чужая женщина, совершенно ему неизвестная. Глупо пытаться отыскать давно утерянное.

— О тебе все время вспоминал. Хотел жить кучеряво, — солгал Миша.

— Деньги брал?!

Миша пожал плечами, давая понять, что брал.

— А ты что здесь? — задал он встречный вопрос.

— Так… — ушла от ответа Галя.

— Ну и жарища! — Зычный голос потряс округу.

Из-за кустов вышел мокрый от пота, красный, лохматый толстяк с мочалкой из сухих морских водорослей в руке. Это был Рэд Пятачина.

Он громко ворчал:

— О чем думает Молния?! В такое пекло решил париться в бане… Какие люди-и! — Глаза Рэда хищно сверкнули. Он смотрел на Мишу и Галину. — Гы-гы-гы! А я уже готов! Готов! Аа-уа!

Он вдруг, как взбесившаяся горилла, помчался к бассейну, сотрясая своим топотом землю, остановился, ловким рывком расстегнул ширинку клетчатых шорт и, нисколько не стесняясь ошеломленного Миши, вывалил наружу свое огромное жилистое добро. Миша успел подумать, что Пятачина разоблачил его и теперь намеревался прилюдно опустить, а после отдать на мучения выродкам амбалам-«палачам».

Еще мгновение — и Миша коротким ударом кулака размозжил бы покрытые редкими волосками коричневые яйца гиганта, но случилось невероятное: Рэд Пятачина, опустившись на одно колено, приподнял на руке побледневшую Галину, заорал победно: «А-а-а-а-а-а!!!» Секунда — и женщина, рыдая, уже давилась грубым минетом.

Миша проникся глубочайшим омерзением. Он понял, что тот тип, который оправдывался, стоя на коленях перед Голубой Молнией, и был знаменитый торговец Ордынцев — он заставил свою жену отрабатывать неустойку. Фу! Вот она, мерзкая цена сытой жизни! Как же так? Неужели можно ради денег идти на такое унижение?

— Что ты говорил, Рэд, насчет бани? Уже готова? — В калитку входил Голубая Молния. Он благодушно улыбался.

— Да, баня готова, можно париться, — отозвался Пятачина, внимательно наблюдая, как кореянка гложет его член. Ни один мускул на его красном лице не выдавал эмоций, которые он испытывал.

Миша вылез из бассейна.

— Миша, пойдем в баню! Пива попьем, поговорим, — позвал Голубая Молния.

— С удовольствием, — отозвался Миша.

Он готов был провалиться сквозь землю, только бы не видеть происходящего с Галей!

В душе все перевернулось, все полетело в тартарары — теплые воспоминания о первой влюбленности, собственная самоуверенность. Он попал в мир извращенной жестокости и циничного поклонения деньгам, ради них людишки шли на невероятные унижения и безумно трусили, не желая бороться за собственную честь.

— Пятак, ты идешь?! — позвал Молния.

— Иду. — Пятачина извлек свое «хозяйство» изо рта отиравшейся ладонью кореянки, застегнул шорты, кивнул на Галину двум амбалам:

— Сделайте ее как следует! Может, муж будет умнее в дальнейшем. Взял моду — второй раз ее уже оставляет.

Пятачина нагнал Молнию и Мишу, улыбаясь, опустил тяжелую руку Мише на плечо, словно только что заметил, спросил:

— Как жизнь, Миша?

— Живой!

— Гы-гы! Пока живой? Ну-ну…

Баня представляла собой розовый домик с черепичной крышей, наполовину скрытый зарослями высоченной черемухи. Голубая Молния распахнул аккуратную дверцу и шагнул в темный предбанник. Пятачина пропустил Мишу вперед себя. Стали раздеваться. Два толстых здоровяка заняли все пространство — Миша с трудом протиснулся между ними и стянул купальные шорты. Пятачина ловко спустил свои обычные шорты, под которыми трусов не было, и через голову сдернул майку. Его мужское естество, все еще тугое и упругое, вызывающе торчало. Миша опустил взгляд на своего «красавца» — тот спал. У Молнии тоже было все спокойно. Молния почесал свой подбородок, ухмыльнулся.

Пятачина, заметив внимание к своему члену, рыкнул:

— Что уставились?! Сейчас всуну банан — не обрадуетесь!

— За петухов нас держишь? — хрюкнул Молния. — Только дернись — с мясом вырву!

— А давай Мишу оголубим, — вдруг предложил Рэд. — Загнем и отшуруем.

Миша опешил.

— А что, никто не узнает. Давай, Михаил, загибайся. Посмотрим на твою преданность.

Молния взорвался бешеным хохотом, мотая головой. Успокаиваясь, заверил:

— Не бойся, Миша. Пятак шутит. Кхе-кхе-кхе… Хотя кто его знает…

В тесном моечном помещении, совмещенном с парной, мылись молча. Миша был настороже, с напряжением искоса наблюдая за Пятачиной. Мише показалось, что этот дикий кабан всерьез собирался лишить его мужской чести. Но Рэд, хрюкая и отплевываясь, мылся, согнувшись над цинковым тазиком. Молния на верхнем полке похлопывал себя по спине и животу дубовым веником.