Вот только почему среди этих людей не было князя д’Альпена? Поначалу он отсутствовал в этом доме, который был, собственно, его домом? Неужели Жюльетта прогнала его?

— Ах! Я хотела бы быть вдовой, — воскликнула она.

Услышав это, г-жа Валандор поняла, что к ее дочери вернулся рассудок.

— Запасись терпением, — ответила она ей, — для начала нужно выйти замуж. — На этом она, довольная, что лишний раз продемонстрировала торжество здравого смысла, оставила Жюльетту и отправилась примерять новую шляпку. В этот вечер она вписала в свой дневник две фразы: «Я разрываюсь между моим материнским долгом, светскими обязанностями и моим долгом как женщины» и «У меня не четыре руки».

Однако настроение у Жюльетты с каждым днем ухудшалось. Она сознавала, что взяла на себя определенные обязательства, чувствовала себя попавшей в ловушку собственных слов, и, боясь критики, насмешек, позора разорванной помолвки, боясь объяснений, не находила в себе ни смелости расторгнуть эти обязательства, ни силы подчиниться ситуации. Из стыдливости она не смела себе признаться, что же ее отдаляет от князя, и по слабости хотела бежать куда глаза глядят, исчезнуть, умереть, лишь бы освободиться от взятых было на себя обязательств.

От всего этого г-жа Валандор потеряла сон. Она сердилась на дочь за то, что та не желала прислушаться к ее доводам, сердилась на саму себя за свою неспособность понять дочь и, проводя ночи напролет в поисках смысла поведения и слов Жюльетты, вдруг вспомнила ее слова: «Отвращение лишает меня мужества».

Их пребывание на море подходило к концу. На следующий день мать и дочь должны были отправиться в Париж, где их ждал князь. Г-жа Валандор подумала, что необходимо предпринять еще одну попытку, предпринять ее даже с риском вывести дочь из себя, что необходимо, расспросив девушку, привести в порядок ее мысли, прояснить ее будущее и утешить в настоящем.

— Жюльетта, — спросила она у нее, — почему ты на днях мне сказала: «Отвращение лишает меня мужества?»

Сначала Жюльетта отказалась отвечать. Но мать настаивала, умоляла, затем ее охватил страх, так ей пришло в голову, что за молчанием дочери скрывается какая-то большая тайна.

— Я все поняла, все поняла, — вскричала она вдруг, — ты скрываешь другую любовь, ты обручилась дважды. О!

Какое несчастье! Какой ужас! Я понимаю твое отвращение, — и она принялась плакать.

При виде этих слез Жюльетту охватил порыв нежности: ей было больно сознавать, что она заставляет страдать свою любимую мать, которой хочется лишь одного — понять свою дочь и помочь ей обрести свое счастье. Воспитание, полученное Жюльеттой в материнском доме, не изменив ее натуры, научило ее дорожить приличиями и видеть в них выражение тех добродетелей, которые являются свидетельством принадлежности к хорошему обществу. Она питала глубокое отвращение к ссорам и проявлению неделикатности в отношениях с людьми и потому не решалась ни порвать с князем, ни выйти за него замуж.

— Будь со мной откровенна, Жюльетта, будь откровенна, — умоляла г-жа Валандор, — я знаю, говорить правду иногда бывает так трудно. Но это всего лишь один момент. Скажи — и тебе станет легче.

Жюльетта не хотела ничего скрывать, но ей необходимо было преодолеть одновременно и свою слабость, и свою стыдливость, победа над которыми казалась ей недостижимой.

— Я не смею, — прошептала она.

Г-жа Валандор вздрогнула от охватившего ее страха, она вообразила невообразимое, сердце у нее упало.

— Бесчестие, бесчестие, — шептала она, так как ей показалось, что она поняла, почему Жюльетта думает о смерти. В это мгновение г-жа Валандор тоже подумала о смерти — о своей собственной смерти, и уже видела в своем воображении, как она увлекает свою дочь на вершину маяка и оттуда бросается вместе с ней в волны.

Голос Жюльетгы рассеял этот образ:

— Успокойся, ни о каком бесчестии речь не идет, я только однажды была обручена, и тебе известно, что я не хотела бы быть обрученной вовсе.

Затем, воспользовавшись мгновением тишины, когда ее мать была погружена в молчание от охватившего ее ужаса и напоминала мраморную статую, Жюльетта собралась с духом и призналась, что ей неприятны поцелуи князя.

— Я сделала для себя это открытие слишком поздно, — продолжала она, — тогда, когда уже дала слово и, увы, уже была обручена.

Словно только что проснувшийся, вопросительно осматривающийся вокруг человек, чей ум еще полон сновидений, г-жа Валандор медленно повернула голову, высоко подняла брови и, приоткрыв рот, посмотрела на свою дочь.

— И что же? — спросила она.

— И что же? Больше ничего, это все, — был ответ Жюльетты.

Удивление и радость г-жи Валандор нашли выход в безудержном взрыве смеха.

— Как все? — вырвалось у нее. — И из-за такой незначительной малости ты собираешься отказаться от брака?

— Нет, я не собираюсь отказываться от брака, я просто хочу освободиться от этого брака.

— Но почему? Попроси своего жениха не целовать тебя — вот и все. Найди какую-нибудь уважительную причину. Скажи ему, что поцелуи вызывают у тебя крапивную лихорадку, такое вполне вероятно. Ну или в конце концов справься с собой. Уверяю тебя, в семейной жизни поцелуи — временное явление.

Однако Жюльетта пошла в своих признаниях еще дальше. Она отметила обаяние князя, которое расположило ее в его пользу, но добавила, что с тех пор, как он ее поцеловал, не может выносить его присутствие, что находиться с ним наедине — для нее сущее мучение.

Тут г-жа Валандор возмутилась. Она обвинила Жюльетту в инфантильности и в глупости, сказала ей, что у нее семь пятниц на неделе, не упустила случая снова напомнить ей о ее отце, а потом подвела итог:

— Все, поступай, как считаешь нужным. Я умываю руки. Соберись с духом и скажи ему правду.

— Я не решусь, а вот ты, ты, может быть, могла бы поговорить с ним и, не ранив его, объяснить ему суть дела.

— Я? И не подумаю, — был ответ г-жи Валандор. — Ты у меня спрашивала совета, когда принимала решение, от которого зависит все твое будущее? Тогда тебе смелости хватало?

— О! — воскликнула Жюльетта, — могло ли мне тогда прийти в голову, что пройдет совсем немного времени и мне захочется бежать от человека, который мне нравился?

— Если бы ты не усложняла все, он бы тебе нравился и сейчас. Жюльетта, те доводы, которые ты приводишь, кажутся мне неубедительными. Скажи ему «да», скажи ему «нет», скажи ему все, что сочтешь нужным, но скажи ему это сама. Уверяю тебя, с меня будет достаточно и тех усилий, которые мне придется предпринимать, чтобы не ударить в грязь лицом, когда на нас со всех сторон посыплются насмешки.

— Ну тогда я выйду замуж за князя.

— Поступай как хочешь, — сказала г-жа Валандор и удалилась, чувствуя себя совершенно разбитой. Однако последние слова дочери возродили в ее душе надежду.