шелковую сорочку и сидит, перебирая аккорды обычной однострунной арфы. Кольца и браслеты – обычные дешевые безделушки. Но она не обычная проститутка из таверны, о, нет!

Высокая, гибкая, с рыжевато-розовой кожей, она встала ему навстречу. Блестящие сине-черные волосы волной падают до талии, обрамляя лицо, тонкое, изящное и благородное, как в древней скульптуре: широкий ясный лоб, изящный нос с горбинкой, полный подвижный рот, упрямый подбородок, гладкое длинное горло, спускающееся к высокой груди. Глаза расставлены широко, темные и звездные бриллианты, как ночи в пустыне; ее губы как красное пламя.

Когда она заговорила, зазвучала музыка под звуки ветра, шепчущегося снаружи и гремящего оконными рамами.

– Добро пожаловать, незнакомец.

Альфрик глотнул, облизал губы; к нему вернулся дар речи.

– Спасибо, красавица. – Он подошел к ней. – Я не… не думал, что найду такую, как ты – здесь.

– Но теперь, когда нашел… – Она придвинулась к нему, и ее улыбка ослепила его… – теперь, когда нашел, что сделаешь?

– А ты как думаешь? – рассмеялся он.

Она наклонилась и задула свечу.

II

Альфрик потерял желание спать: девушка была столь же искусна в науке любви, как прекрасна. Но потом они стали разговаривать.

В окно падал столб тусклого лунного света и выделял ее лицо на темном фоне – слабое загадочное чередование тени, света и красоты. Он привлек ее к себе, поцеловал гладкую щеку и удивленно прошептал:

– Кто ты? Почему ты работаешь в таком месте, когда могла бы стать величайшей куртизанкой мира? Короли были бы твоими рабами, и армии шли бы в бой с твоим именем на устах – если бы они знали тебя.

Она пожала плечами.

– Судьба иногда бывает необычной, – сказала она. – Меня зовут Фрея, и я здесь потому, что должна быть здесь. – Изящными тонкими пальцами она взрыхлила его черные волосы. – Но сегодня, – выдохнула она, – я рада, потому что пришел ты. А кто ты, незнакомец?

– Меня зовут Альфрик, по прозвищу Странник, сын Беодана Смелого, сына Асгара Высокого, с холмов и озер Аслака.

– И почему ты оставил свой дом, Альфрик?

– Я не находил себе места. – На несколько мгновений он сам удивился, почему так стремился уйти от шепчущих на ветру деревьев, и холодных голубых холмов, и от маленьких соленых блещущих на солнце озер его родины, от высоких залов отца и от фермы, от буянящих сильных воинов, его товарищей, от высоких милых девушек, от радости охоты и пиров… – Это было давно, много лет назад.

– Должно быть, ты пришел издалека, – сказала Фрея.

– Да, очень. Думаю, через большую часть мира.

От Аслака, пастбищ хенгистов, в сухие красные пустыни Бег Сарры, через кустарниковые леса Астрака и Толласиатла, через города Тцунгчи с башнями, мимо больших каналов, которые великая Империя построила в свои последние дни и которые по-прежнему приносят струйки воды от полярных льдов в жаждущие земли юга, через развалины, вечные развалины, рушащиеся, полные песком кости древних городов, которые сотни тысяч лет назад были подобны бриллиантам и сейчас больше не существуют…

Ее холодные руки коснулись его лица, задержались на тускло-белом шраме, который проходил через лоб и левую щеку.

– Ты сражался, – сказала она. – Как ты сражался!

– Да. Всю жизнь. Шрам?… Я получил его в Алтарисе, когда вел бонсонианских копейщиков на штурм ворот. Я был командующим, сидел рядом с королями, охотился за преступниками, и у моих ног лаяли гармы. Я пил вино полководцев и ел крестьянскую баланду, я вел свою игру на замерзших высокогорьях Ларкина. Я разрушал города, и меня бросали в самые страшные темницы. Один король назначил цену за мою голову, другой хотел, чтобы я занял его трон, а третий шел передо мной по улицам, звонил в колокольчик и провозглашал меня богом. Но хватит.

Альфрик тревожно зашевелился, Ему снова было неспокойно, как будто…

Фрея приблизила к себе ее лицо, и поцелуй длился долго. Потом она прошептала:

– Здесь до нас, в Валькарионе, доходили слухи о великих деяниях и звоне цепей. На рыночных площадях рассказывали о падении Алтариса, и народ слушал долго после наступления ночи. Но почему ты не остался со своими королями, и полководцами, и завоеванными городами? Ты мог сам стать королем.

– Я устал от всего этого, – коротко ответил он.

– Устал? От королевской власти?

– А почему нет? Эти королевские дворы – пустота. Варвар правит одним или двумя городами, называет себя королем и старается содержать двор, достойный такого названия. Все то же самое, всегда вечные споры, стервятники пируют на костях Империи. Я уходил на другую войну или в следующую часть мира и так и не научился оставаться на одном месте, когда выветрится его новизна.

– Валькарион вечно нов, Альфрик. Человек может прожить здесь всю жизнь и не увидеть всего.

– Возможно. Так мне говорили. Ведь все-таки это была столица великой Империи, и ее сокращающаяся территория все еще больше любого другого государства. Поэтому я пришел сюда, чтобы посмотреть самому. – Альфрик уыбнулся, но на его лице в ночи была волчья улыбка. – К тому же я слышал рассказы: волнения, борьба за власть между Храмом и Империей, а император старик и последний в своем роду, не способный получить ребенка от своей юной королевы Хильдаборг. Мне кажется, тут есть возможности.

– Как это?

Ему показалось, что она, лежа рядом с ним, начала дышать быстрей.

* * *

Он засмеялся, резкий металлический звук в жилистом горле.

– Откуда мне знать? Только когда заваривается такое адское варево, воин всегда может зачерпнуть добычи или власти… в крайнем случае – приключений. Если ничего другого, есть императрица. Говорят, она сама из варваров, рослая, принцесса Чоредона, сильная и энергичная, готовая оказать гостеприимство каждому знатному гостю и королю. – Он почувствовал, как Фрея слегка напряглась, и добавил: – Но теперь, когда я нашел тебя, Фрея, меня это больше не интересует. Покинь завтра со мной это место, и ты будешь носить королевские драгоценности Валькариона.

– Или увижу твою голову на пике над стенами, – сказала она.

Через окно и воющий ветер донеслись далекие удары большого гонга.

– Даннос встает, – прошептала Фрея. – Сегодня ночью он соединится с матерью Амарис. Говорят, в такие ночи по улицам Валькариона ходят Судьбы. – Она содрогнулась. – Так бывает в такие ночи.

– Может быть, – сказал Альфрик, и волосы у него на затылке встали дыбом. – Но откуда ты знаешь?

– Разве ты не слышал? – Голос ее дрожал, он словно сливался с воем ветра и размеренным, медленным биением гонга. – Разве не слышишь? Император Ауреон умирает. Считают, что до рассвета он не доживет. С ним умирает Тридцать Девятая династия – и наследника