Вернее, вот сейчас Джарсин и поняла, чего боялась все последние дни, из-за чего нервничала, хотя и не хотела себе в том признаться… Она боялась молчания Камня, его покоя под ударом молнии, отсутствия искр, высеченных небесным огнем. Она боялась, потому что знала – когда-то такое должно произойти.

Она чуть было не стала читать заклинание Грозы еще раз, но это было бы ошибкой, потому что тогда, не исключено, возникла бы такая гроза, которая могла разрушить и самый ее замок… А молнии еще набирали силу. Следующий удар пришелся, когда Джарсин показалось, что она устала ждать. Удар тоже был правильным, хорошим, точным, ослепительным и оглушающим.

Но Камень снова промолчал, не издал ни одного блеска, хотя бы случайно похожего на искру. Джарсин не замечала, что сидит в своем кресле, обдаваемая сплошным потоком дождя, скорчившись, сжавшись в комок, хотя никогда прежде не боялась дождей… Она сидела и ждала, потому что в предсказании Берты Бело-Черной Созидательницы было сказано: когда молнии ударят в Камень трижды и он трижды не отзовется, тогда надеяться уже не что.

Третий удар пришелся вскоре после второго. И снова Джарсин не увидела искр, не увидела ничего, что могло бы ее хоть немного утешить. Она поняла, что Камень умер. И это означало, что ее прежнего мира больше нет.

Джарсин выбежала из покоя, в котором наколдовывала молнии. Такой ее никто из живущих в замке еще не видел! Служанки, стоящие на нижних ступенях и ожидающие, не понадобятся ли они Госпоже, в ужасе разбежались. Кнет выкатился за ней следом, но лишь сжался на ступенях, так что Джарсин, заметавшись на верхней площадке, об него чуть не споткнулась, и тогда она ударила его ногой, не понимая, насколько была сильной и резкой, но это отлично понял сам шут, когда со сломанными ребрами и, кажется, вывихнутой рукой, откатился на порог комнаты Камня и замер, задохнувшись от боли.

Хозяйка, едва заметив это, ринулась вниз, потом по анфиладам проходов и залов, о которых тут же забывала, и волосы ее, растрепанные бурей, развевались как у безумной. Да она и была в тот момент безумной, глаза ее горели неземным огнем, так горят только глаза драконов на старинных шпалерах, так светятся рубины при совершении над ними магических ритуалов, так могут гореть и уголья, если их раздувать горном.

Она бежала, ни на что не обращая внимания, она знала только одно: прошлое умерло вместе с Камнем! Ее гнал страх, невыносимый, не понимаемый простыми смертными ужас, что вот теперь со смертью Камня, изменилась сама структура ее, Джарсин, присутствия, власти в мире, и никто, даже она сама, не понимает, не может знать, как теперь будет дальше и что из этого получится.

Наблюдательница неслась по замку, словно смертоносный вихрь. Некоторые из предметов мебели загорались при ее приближении от страшного, чудовищного выброса магической энергии, которая истекала из нее вместе со страхом. Многие драгоценные цветы в ее оранжерее, привезенные в замок со всех концов Нижнего мира, засыхали на глазах, будто бы на них обрушился острый поток нежизни. Кони в конюшне разбивали и ломали себе ноги, пробуя выбраться из тесных денников, словно при пожаре. А она летела по галереям и залам замка в своем развевающемся бело-черном платье. Даже где-то в отдалении некоторые из людей почувствовали беспокойство и страх, не догадываясь о его причине, и особенно плохо стало тем, в ком имелась искра, кого эти искры хотя бы ненароком касались в поиске пристанища…

Лишь когда гроза в серой вышине вдруг стихла, словно была не в силах соревноваться с той мощью, которую обрушила на мир Джарсин Наблюдательница, и там, в серых тучах, установилось относительное спокойствие, она стала понемногу и сама затихать. Она будто бы впитывала теперь это спокойствие сверху, вторила ему и понемногу обретала себя в прежнем качестве архимагички, бесстрастной и непоколебимой…

И едва ли не помимо ее воли, помимо ее волнения, которое оказалось таким страшным, она начинала думать, размышлять, сначала эмоционально, чего не бывало уже многие века, но постепенно все более по-прежнему, холодно и расчетливо.

Джарсин остановилась, огляделась, она находилась в огромном парадном зале, когда-то она устраивала тут небывало пышные приемы для тех, кого почитала верными себе и своей власти. Тогда тут бывали разные существа, приведенные ее рыцарями из Нижнего мира, и даже маги, которых она могла терпеть возле себя. С тех пор прошло уже более тысячи лет, зал обветшал, его стены натекли селитрой от сырости, царившей здесь, как в глубоком подвале, вымпелы и знамена давно исчезнувших царств и армий, свисающие сверху со специальных растяжек, истлели, превратившись в серые от пыли лохмотья, даже стальные мечи и доспехи, стоящие в нишах между окнами, истаяли от ржавчины. Даже стекла в сложных и тонко сработанных переплетах из темной бронзы помутнели от прошедших веков, за ними ничего невозможно было увидеть, и непонятно было, в какую часть света они смотрели… Кажется, все же на юг, на равнины, подумала Джарсин неуверенно.

Все же она пришла в себя, поправила волосы, одернула надорванный где-то шлейф, все еще не высохший после дождя и неприятно обвивающий ноги, выпрямилась. Осмотрелась вокруг уже более осмысленно, чем минуту назад. Да, кажется, она знала, что теперь ей делать, как поступить. Она захотела позвать кого-нибудь из слуг, но быстро в ментальном режиме считала ситуацию в замке и поняла, что поблизости нет никого. Она даже сумела усмехнуться тонкими, бледными от страха и жестокости губами, ей понравилось, что все разбежались от ужаса перед ней, перед ее силой и мощью.

Джарсин пошла в библиотеку, одну из самых полных в обоих мирах, в залы, где хранили книги, о ценности которых лишь догадывались другие архимаги, книги, в которых можно было прочитать обо всем, что только придумали когда-либо разные существа, о чем когда-либо писали маги прошедших эпох. Библиотека находилась в той части замка, куда смели заходить только самые доверенные слуги, куда сама Джарсин уже стала забывать дорогу, потому что куда больше времени проводила рядом с Камнем… который теперь умер.

Уверившись, что она идет правильно, хотя и не по самому короткому пути, Наблюдательница мысленно потребовала, чтобы служанки собрались у дверей перед библиотечными залами. Для верности позвала и Хранцу, но та была без чувств, Джарсин снова про себя усмехнулась. Ей понравилось, что это случилось с Вандой, пусть знает свое место, пусть удостоверится, как сильна ее Госпожа, пусть поймет, на что способна настоящая архимагичка, если ее что-то расстраивает в этом мире… Мире без Камня.

Она уселась на свое любимое место, в кресло у высокого окна, которое умело светиться круглые сутки, несмотря на дожди или туманы снаружи. Настоящей-то смены суток в Верхнем мире, конечно, не бывало, ночь была похожа на раннее утро, а ясный день напоминал тут сумерки, но к этому все привыкли, в этом не было ровным счетом ничего необычного, ничего удивительного.

От окна пока не исходил свет, оно просто показывало северные горы, хотя находилось, разумеется, ниже этих гор, но из этого окна они казались почти обычными каменными складками, которые все же можно было обозреть живым зрением, а не магическим видением. Как это получилось, какое волшебство она, Джарсин Наблюдательница, вложила в это окно, вспомнить было уже невозможно. Она знала только, что тогда очень внимательно относилась к своему прозвищу и доказывала его везде, где только получалось, вот и с этим окном так вышло. Теперь она просто сидела под этим окном чаще, чем где бы то ни было еще, кроме комнатки с Камнем… Но и это теперь придется, кажется, изменить.