Харр по-Харрада протянул руку, хотя мог бы отлично обойтись и без посторонней помощи, и оперся на здоровенную лапищу. И вздрогнул: ладонь словно утонула в теплом вязком тесте. Затем мяконькие подушечки пальцев пробежались по тыльной стороне его кисти, обогрели запястье и шаловливо скользнули под обшлаг рукава.

Харр, словно ожегшись, отдернул руку и отпрыгнул назад. Толпа зашевелилась, растекаясь надвое, открывая перед ним проход к юртам и одновременно обтекая его справа и слева. Кланяющиеся, улыбающиеся мужчины, юноши, мальчики. И ни одного женского лица. Бесстрашного Харра едва ли не впервые в жизни прошиб холодный пот, когда он понял, куда попал.

Это было становище сиробабых.

Он рванул что есть мочи обратно, путаясь в высокой траве и кляня себя за то, что слишком поспешно, не разобравшись, покинул легкую спасительную повозку; за спиной бухали сапоги детины с алым бантом. Он сделал глубокий вдох и удвоил скорость, отчетливо сознавая, что надолго его не хватит; но ведь и сиробабые далеко от своего поселения оторваться не рискнут. Он споткнулся о бугорок и вдруг прямо перед собой, в каких-нибудь тридцати шагах, увидел прежнюю четверку ряженых.

Он круто свернул влево, к лесу, одновременно вытаскивая на бегу меч – не уйти зайцу от двух шакалих стай. Но за спиной раздалось гулкое «пом! пшшшш…» Он невольно оглянулся: между ним и сиробабыми подымался заслон белого лучистого пламени.

Видно, все-таки один из ряженых был сибиллой. Ну спасибо и на этом, а то силы кончались. Сиробабые с воем мчались восвояси, и он рухнул в высокую траву, переводя дыхание, так как биться ему предстояло сразу с четверыми. Они подходить не торопились; если не считать сухого шелеста травы, стояла полная тишина. И тут прямо у него над головой раздался негромкий голос:

– Слушай, мужик, нам твоя помощь нужна.

Харр осторожно перевернулся на спину и сел, красноречиво положив меч на колени. И чуть не присвистнул: у всех четверых на поясе висели длинные мечи с изукрашенными рукоятками. Уж не князья ли это с каких-то неведомых дорог? А говорят чисто, по-здешнему. Он кашлянул, чтобы голос не прозвучал неуверенно.

– Зачем помощь тому, при ком его меч? – спросил он сурово.

Чужаки переглянулись – как ему показалось, с уважением. Только сейчас он заметил, что у троих на лоб надвинуты какие-то обручи с завитками – короны, что ли? И как это им удалось подобраться к нему так быстро и столь бесшумно?

Тот, который был без короны, потер рукой чисто выбритый подбородок и со вздохом проговорил:

– Знаешь, сила не всегда в оружии. Чаще она в информации.

– Это что, амулет такой?

– Вот именно. Информация – это знание.

Харр по-Харрада не выдержал и засмеялся:

– Ну вы нашли время и главное – место… Что, будем байками тешиться на виду у сиробабых?

– Сиро… что? – переспросил ухмыляющийся красавец в ослепительно сверкающей изумрудно-огненной короне. – Это от которых ты так улепетывал, почтеннейший?

Харр насупился: с воинами так не разговаривают. Тот, светловолосый, что был без короны, похоже, тоже это почувствовал и дернул насмешника за рукав:

– Не годится начинать знакомство с перепалки, тем более что против одного было не менее дюжины. Что им было от тебя надо?

– Сирые это. К себе зазывали.

– Сироты?

– Во-во. Как один сиротки. Все без матерей, но у каждого – по два папаши. Понял?

Те, что в коронах, недоуменно переглянулись, потом тот, без короны, что-то буркнул себе под нос; тогда самый юный, у которого яркая синева его головного убора подчеркивалась узкой белоснежной каймой, тихонечко ахнул и тут же прикрыл рот ладонью.

– У нас же за такое – сразу на кол…

– У нас на других дорогах – тоже, – не без злорадства отозвался Харр. Только сибиллам разрешено сие.

– А тут что, все поголовно – сибиллы?

– Здесь – другой расклад. Строфионы бегут резво, но тяжелой поклажи не тянут, как рогаты или, скажем, кабаны. Оттого здешние караваны зело убоги. А где убожество, там лишний рот ни к чему.

– При чем же здесь эти… сирые? – удивился юный чужеземец.

– А при том, что один от них прок – они смердов не множат. Но на воспитание берут охотно и ладных воинов выставляют, если князь призовет. Ремесло, как правило, знают не одно, а несколько – искусники. В обхождении ласковы. Если кто из приемышей из стойбища сбежать надумает – добром отпускают. Только не многие бегут – сытно у них…

– Ты, часом, у них не зазывалой работаешь? – не выдержал скалозубый красавец.

Одного мгновения Харру было достаточно, чтобы принять боевую стойку:

– Защищайся!

Чужестранец только повел тонко подбритой бровью:

– И рад бы размяться, только мой меч против твоего тесака – это, знаешь, будет не на равных…

Он словно нехотя наполовину вытащил из ладных ножен свой меч, и Харр по-Харрада застыл на месте, пораженный сказочным зрелищем: узкое лезвие сверкало, отражая голубизну неба, безупречное до не правдоподобия.

Харр сглотнул слюну.

– Ты что? – спросил обладатель ратного сокровища.

– Я подумал, что меч твой ковали не человеческие руки, а солнечные лучи…

– Да ты поэт, братец! В самом деле, наши мечи штамповали сервы…

– Флейж, не отвлекайся, – негромко заметил до сих пор молчавший обладатель скромной серебряной короны с единственным украшением в виде черных глазков из сверкающих камушков.

– Да, действительно, – проговорил тот, что был без короны – похоже, их предводитель, – мы не выяснили главного. Ты путешествуешь, как мы видели, в одиночку. Хорошо ли ты знаешь здешние дороги?

Харр пожал плечами – скорее в ответ на собственные мысли, чем на этот вопрос. Похоже, врать не имело смысла.

– Да уж получше, чем кто бы то ни было.

– Готов ли ты служить нам проводником… в довольно опасное место?

– Вся жизнь – сплошная опасность. Сами видели. А куда?

– Это место называется Адом.

Харр только присвистнул. Издалека, видать, чужаки-то!

Но его поняли не правильно.

– Если не побоишься и приведешь нас к огненным горам, – продолжал светловолосый, – то наградой тебе будет мой меч.

Он вытащил из ножен золоченый клинок с магическим изображением анделиса возле самого эфеса, на вытянутых руках поднес к самому лицу Харра. Тот невольно зажмурился, так сильно было искушение наложить руку на украшенную эмалью рукоять.

– Ты наивен или не в меру неосторожен, чужеземец? – проговорил он, отступая на шаг. – На моем месте любой другой завел бы вас в гиблое ущелье, опоил подремником – и был таков вместе с булатом бесценным.