— Non. — Жан-Люк бросил на него сердитый взгляд.

— Или, — расплылся в широкой улыбке Грегори, — можем сказать, что тебя держат в палате для умалишенных как окончательно сбрендившего. Никто даже не усомнится.

— Или, — Жан-Люк изогнул бровь, — я могу сказать им, что сижу в тюрьме за убийство наглого вице-президента по маркетингу.

— Голосую за последнее предложение, — сказал Ангус.

— Эй. — Грегори поправил галстук. — Я только пошутил.

— А я — нет, — уточнил Жан-Люк.

Ангус рассмеялся:

— Что бы ты ни делал, Жан-Люк, не допускай только, чтобы тебя фотографировали. Нужно, чтобы лет двадцать пять ты сидел тихо и не высовывался. Потом вернешься в Париж под видом собственного сына.

Жан-Люк откинулся на спинку кресла и со скорбным видом уставился в потолок.

— Сослан в страну варваров на четверть века. Лучше убейте меня прямо сейчас.

— Техас не страна варваров, — усмехнулся Роман.

Жан-Люк покачал головой.

— Я видел фильмы. Перестрелки, индейцы, где-то они еще продолжают драться, кажется, в Аламо.

— Пижон, ты отстал от времени, — фыркнул Грегори.

— Думаешь? А ты видел местное население? — Жан-Люк встал и подошел к офисному окну, откуда открывался видна магазин на первом этаже. — Мужчины носят на шеях шнурки.

— Это галстуки. — Грегори выглянул в одностороннее окно. — Тьфу. Ты определенно в Техасе. Вижу парня в пиджаке от смокинга, джинсах и сапогах.

— Они точно варвары, потому что ходят в шляпах в помещении. — Жан-Люк нахмурился. — Шляпы похожи на головной убор Наполеона, только надевают их здесь на голову иначе — боком, а не прямо.

— Это ковбойские шляпы, братец. Но что тебе за дело? Посмотри, они тратят деньги. Много денег.

Жан-Люк прильнул лбом к холодному стеклу. После благотворительного шоу, которое должно было состояться через две недели, Симона, Инга и Альберто вернутся в Париж. Тогда Жан-Люк закроет магазин под предлогом убыточности. Другие его магазины «Шик» в Париже, Нью-Йорке, Саут-Бич, Чикаго и Голливуде будут продолжать приносить прибыль, но это здание в Техасе останется стоять пустынным и заброшенным. Здесь он будет продолжать создавать одежду и отсюда будет управлять бизнесом. Но двадцать пять лет ему нельзя будет появляться на публике.

— Лучше убейте меня прямо сейчас.

— Нет, — сказал Ангус. — Ты наш лучший фехтовальщик, а Казимир все еще скрывается, хотя и собирает свою огромную армию.

— Правильно. — Жан-Люк скосил на старого друга глаза. — Что толку умирать мне здесь бессмысленной смертью, когда могу геройски погибнуть в бою.

Уголки рта Ангуса дрогнули.

— Справедливо.

В дверь офиса позвонили.

— Это твоя жена, Ангус, — объявил Робби, открыв дверь.

Ангус повернулся к жене с улыбкой.

Черт. Жан-Люк отвернулся. Сначала Роман, а теперь Ангус. Оба женились и были по уши влюблены. Жан-Люк хотел бы им сочувствовать, но печальная правда состояла в том, что он им завидовал. Чертовски завидовал. Такого счастья ему самому никогда не видать.

— Привет, парни! — Эмма Маккей вошла в комнату и шагнула прямо мужу в объятия. — Угадайте, что произошло? Я купила себе обалденную сумочку. Альберто упаковывает ее для меня.

— Еще одна сумка? — спросил Ангус. — У тебя разве нет уже целой дюжины?

Жан-Люк выглянул в окно, чтобы определить, какую сумку упаковывает Альберто.

— Хорошие новости, Ангус. Это одна из дешевых сумочек.

— Вот и славно.

Ангус обнял жену.

Жан-Люк улыбнулся.

— Всего восемь сотен долларов.

Ангус, расширив глаза, попятился.

— Забудь о чертовой армии. Я проткну тебя прямо сейчас.

Роман рассмеялся.

— Ты можешь себе это позволить, Ангус.

— Как и ты. — Жан-Люк перевел лукавый взгляд на своего старого друга. — Ты видел, что покупает твоя жена?

Роман заспешил к окну и поискал глазами жену в магазине внизу.

— Боже милостивый, — прошептал он.

Неся своего полуторагодовалого малыша на бедре, Шанна Драганешти наполняла тележку на колесиках одеждой, обувью, сумками.

— У нее отменный вкус, — заметил Жан-Люк. — Можешь ею гордиться.

— Она разорит меня.

Роман потерянно наблюдал, как растет гора в тележке.

Жан-Люк окинул взглядом демонстрационный зал. Как бы он ни сетовал на свою вынужденную ссылку, ему нравилась тюрьма, которую сам для себя спроектировал. Здание стояло среди холмов центрального Техаса. Ближайшим городом был Шнитцельберг, основанный немецкими иммигрантами сто пятьдесят лет назад. Это был сонный, забытый Богом уголок.

Все его магазины в Америке, построенные по одному проекту, выглядели одинаково, Но этот в Техасе отличался, поскольку имел подземелье, где Жан-Люк собирался отсидеться в течение всей ссылки. Было важно сохранить логово в секрете, о чем договорился с застройщиком смертный помощник Жан-Люка Альберто. Подрядчик входил в совет местной школы, так что Жан-Люк согласился пожертвовать школьному району щедрую сумму денег от предстоящего благотворительного показа моды. Пока Жан-Люк будет осыпать щедростью город Шнитцельберг, они не будут распространяться насчет обанкротившегося магазина, построенного иностранцем на окраине города.

Но Робби на всякий случай телепортировал в офис подрядчика и выкрал всю проектную документацию, связанную со стройкой. После благотворительного показа Робби и Жан-Люк сотру! память у ряда смертных, так что никто не вспомнит, что под заброшенным магазином есть огромный подвал. Днем, пока Жан-Люк будет пребывать в смертном сне, охранять здание будет Пьер, смертный сотрудник «Бюро безопасности и расследований Маккея».

Жан-Люк наблюдал за происходившим внизу. Симона и Инга флиртовали с седовласым пожилым мужчиной, тяжело опиравшимся на трость. Вероятно, он был богат, иначе они не стали бы тратить понапрасну время.

Взгляд Жан-Люка продолжал скользить по магазину. Ему всегда нравилось наблюдать за людьми. Мысль, что это здание простоит двадцать пять лет без использования, действовала угнетающе. Хотя к одиночеству он привык.

В толпе он заметил новую модель, нанятую Альберто для его последнего шоу в Париже. Саша Саладин. Она разговаривала с кем-то стоявшим за манекеном. К ней подошел Альберто, и Саша представила своего собеседника. Альберто взял грациозно протянутую руку и поцеловал. Значит, это женщина. И рука у нее не такая тонкая, как карандаш. Следовательно, она не манекенщица. Значит, покупательница. И скорее всего смертная.

Альберто и Саша вместе отошли, покинув демонстрационный зал. Что бы это значило? Но Жан-Люк вмиг забыл об этом, едва его взгляд вернулся к оставленной Сашиной спутнице, и замер. Она вышла из-за манекена, став доступной его взгляду. И что за зрелище ему открылось. Она обладала формами. И грудью. И попкой, за которую можно было взяться. И была у нее копна рыжевато-каштановых волос, рассыпавшихся по плечам. Она напоминала ему сластолюбивых девиц из таверн Средневековья, которые умел и хохотать от души и самозабвенно заниматься любовью. Mon Dieu[2], как же он обожал этих женщин.