Только так ты обретешь покой. Счастье – это внутренний покой. Адреналин – заменитель счастья. Наркотик. Подсев на адреналин, ты никогда не придешь к настоящему счастью.

– Мне поздно идти к счастью.

– К счастью идти не поздно никогда и никому, даже мне, хотя мой любимый человек умер. Ты слышал, что я только что говорила? Счастье – внутренний покой, погоня за адреналином – заменитель счастья. Наши несчастья – оттого, что мы путаем одно с другим.

– Я понял. Спасибо. Я пойду?

– Иди. Будь счастлив. Счастье – не в обстоятельствах, оно в нас.

Глава 2

Я вернулся на корабль. При виде ставших родными стен на ум в очередной раз пришел вопрос без ответа: кто и зачем создал это чудо техники и природы? А что если я – невольный участник реалити-шоу людей будущего или другой высшей цивилизации? Называться шоу может, к примеру, «Бог из машины» или «Обезьяна с гранатой». Человеку из прошлого предоставляется что-то – летающая тарелка, умение летать, возможность ходить сквозь стены, другая сверхспособность. Избранник на время становится всемогущим. За происходящим следят, на варианты развития событий делаются ставки.

Тогда…

Здрасьте, всесильные господа из будущего, вы меня видите? Обезьянка к вашим услугам. Не подскажете, как с подопытной обезьянкой поступят в конце?

Не хочется думать, что такая возможность реальна, хотя она тоже имеет право на существование, как любая другая. Быть пешкой в чужой игре – противно. О финале игры и ее правилах пешка узнает только в финале. Или не узнает, если ее съедят. Пешки в играх – расходный материал.

Версия хорошая, но глупая. Почему выбрали меня? Есть миллионы, а то и миллиарды более интересных личностей. Верить, что я – Избранный, все равно, что признать себя лучше других. А я не лучше. В крайнем случае, такой же. Попади корабль в руки человека, который достойнее меня, новый владелец занялся бы чем-то другим. Не тем, чем с тупым упорством занимаюсь я – налаживаю свое мелкое счастье. Забиваю гвозди микроскопом. Идиот, одним словом. Кому интересно реалити-шоу с идиотом-пустышкой в главной роли?

Откуда еще мог взяться корабль?

Существует множество свидетельств палеоконтакта, большая часть из них наукой не опровергнута, ученые стараются такие факты замалчивать, так как подтвердить или предложить новое прочтение не разрешает официально принятая версия истории. Можно сделать вывод, что еще в незапамятные времена кто-то мог, как я, пользоваться чужой техникой. То есть, кто-то прилетал еще раньше, но владелец корабля умер. Случайно погиб, убит аборигенами, одряхлел от старости и скончался – для нас нет никакой разницы, его больше не существует. А техника продолжает работать. Если внутри что-то ломается, неисправный элемент самовосстанавливается. Или детали нечеловеческого изделия не изнашиваются. Или действуют на других принципах. Главное – результат: мне досталось бесхозное чудо, и как им распорядиться, зависит только от меня.

Почему корабль не заберут соплеменники умершего? Давно забрали бы, поступить так при потере важного гаджета – самое логичное. Этого не произошло. Получается, прилетать за ним некому! Скорее всего, цивилизация, создавшая корабль, погибла. Или перешла на следующий уровень, с высоты которого мы кажемся муравьями и не представляем значения. Вряд ли кто-то будет доставать из муравейника пейджер, если в кармане лежит смартфон.

Отсюда вывод такой: любой, кому достался медальон – единственный хозяин нечеловеческой техники. Ждать и бояться некого. Нужно просто жить.

«Счастье – не в обстоятельствах, оно в нас», – стояло в ушах. Нина права, и, тем не менее, я несчастлив, как бы ни старался подняться над обстоятельствами. Зато я могу помочь другим.

Меня в очередной раз понесло в тропики, к океану и пальмам – подальше от людей и лишней нервотрепки. Ночами, в корабле, залечиваясь от солнечных ожогов, я прокручивал в голове вечную проблему интеллигенции: как заставить людей быть счастливыми, если сами они поступают с точностью до наоборот? Каждая официальная религия настаивала, что именно ее путь единственно правильный, каждая секта вносила необходимые ей дополнения, каждый философ подводил базу под собственную теорию. И никто не давал ответа, который близок сердцу и одновременно понятен голове. Сейчас я мог если не все, то многое, но не ощущал внутренней потребности что-то делать. Помочь всем я не в состоянии, а помогать капле в океане не позволял здравый смысл. В то время как я спасу одного, умрут миллионы, и большинство из них погибнет по собственной глупости, из-за невнимательности или, например, из-за пренебрежения к здоровью, или будет убито другими, которые тоже входят в число жаждущих моей помощи. Глядя на то, что творят люди, хотелось не спасать, а уничтожать их, как смертельный вирус на заболевшем теле природы.

Не в силах определится со смыслом дальнейшего существования, я бесцельно летал над городами и странами, наблюдая за текущей своим чередом, не подозревавшей обо мне жизнью. Люди рождались, познавали мир, влюблялись, встречались, ругались, сходились, расходились, делали новых людей и умирали. Я смотрел на них через окна и не вмешивался. Это их жизнь, они живут так, как выбрали сами, и обо мне им лучше не знать.

Что бы я ни делал и куда бы ни летал, все напоминало о Челесте. О ней были мысли, к ней стремились желания. Страстно хотелось женского тепла, но я больше не представлял себя с кем-то кроме Челесты. Я, наконец-то, определился. Жаль, что прозрение пришло поздно. Оно всегда приходит поздно, иначе не называлось бы прозрением.

Континенты, пляжи, города, острова, старинные замки и невероятные современные постройки – ничто не трогало душу. Отдых не задался. Хотелось развеяться, а стало тошно до шеи в петлю. Вот тебе и всемогущество. Донельзя подавленный, но с червячком надежды, я прибыл в Рим.

В Италии только-только наступило утро. Погода соответствовала настроению: серость, моросящий дождь, хмурое небо. В северном полушарии царила осень – промозглая и слякотная.

В больнице, где осталась Челеста, я обследовал каждое окно. Заглянуть получилось не всюду, а заходить внутрь я не рискнул, переводчик в телефоне – не лучшее средство общения, точности у него нет никакой, а внимание обязательно привлечет. Люди стали опасны. Они и были опасны, но теперь я ощущал это ежесекундно. Любой мог стать причиной непоправимой катастрофы. Меня могли арестовать, могли убить, могли отобрать медальон. Без корабля мне не защититься, не спастись и, в случае чего, не вылечиться. Без корабля я никто.

Боязнь людей превратилась в болезнь. Я выходил наружу только на необитаемом острове, где на многие километры вокруг – ни души. Фантазия рисовала страшные картины: случайная перестрелка или намеренная пуля снайпера, спланированная операция